Амфитеатров Александр Валентинович - Женское нестроение

гиныхъ. Впечатлѣн³я кишиневскаго погрома съ поразительною яркостью доказали единство въ духѣ обществъ русскаго и еврейскаго. Глубок³й стыдъ покрылъ тогда всю мыслящую Росс³ю, и для десятковъ тысячъ русскихъ людей, до тѣхъ поръ беззаботныхъ къ политическимъ вопросамъ, дата кишиневскаго погрома сдѣлалась датою прозрѣнья внутрь себя, сигналомъ къ воплю: такъ дальше жить нельзя! такъ жить позорно! Дѣло еврейскаго равноправ³я и дѣло русской свободы неразрывны, и одно не осуществимо безъ другого. Нагляднѣйшимъ показан³емъ искусственности русскаго антисемитизма является его однополость. Русск³й антисемитизмъ - сплошь мужской, женскаго антисемитизма въ Росс³и не было и, смѣю думать, нѣтъ. Единичныя выходки противъ евреекъ какой-нибудь старой начальницы гимназ³и или классной дамы, начитавшейся въ "Новомъ Времени" доказательствъ г. Меньшикова, что евреи виноваты въ бѣдств³яхъ японской войньг, говорятъ только о дурномъ вл³ян³и антисемитическихъ демагоговъ на весьма рѣдк³я, исключительно слабыя головы, къ тому же - отходящаго поколѣн³я. Товарищеск³я отношен³я мальчиковъ-евреевъ съ русскими мальчиками въ среднихъ учебныхъ заведен³яхъ иногда портятся, и даже довольно обостренно, антисемитическими предубѣжден³ями, перенятыми отъ взрослыхъ. Въ женскихъ учебныхъ заведен³яхъ это большая рѣдкость. И, гдѣ есть подобная вражда, можно быть твердо увѣреннымъ: ее породила и развиваегь искусственная дрессировка, приказанная свыше. Тамъ же, гдѣ дѣти предоставлены сами себѣ, - напротивъ: я, напримѣръ, лично слыхалъ много разъ, какъ русск³я дѣвочки выражали негодован³е, что вотъ такая-то учится въ классѣ лучше всѣхъ, но ей не даютъ перваго мѣста, потому что еврейка. Въ высшемъ образован³и, еврейки-курсистки заняли передовыя позиц³и съ такою твердостью и такъ по достоинству, что опять-таки всякое русское общественное дѣло находило въ нихъ самый живой и дѣятельный нервъ свой. Въ русскую женскую силу подруги-еврейки внесли свою быструю отзывчивость, впечатлительность, свой общительный пламенный и упорный темпераменгъ. При томъ, русская образованная еврейка - обыкновенно, пылкая энтуз³астка именно русскаго соц³альнаго прогресса. Типы современной еврейской молодежи, изображаемые талантливымъ Юшкевичемъ, чрезвычайно многозначительны въ этомъ отношен³и. Даже соблазнительный нац³оналистическ³й идеалъ с³онизма, по-видимому, часто встрѣчаетъ камень преткновен³я въ этомъ своеобразномъ патр³отизмѣ. А революц³онная русская истор³я считаетъ въ своемъ недолгомъ прошломъ столько еврейскихъ жертвъ за русское дѣло, что могильными курганами ихъ можно бы уставить дорогу отъ Парижа до Петербурга. Классическ³й тезисъ петербургскаго охранительства, что "революц³ю дѣлаютъ жиды" звучитъ слишкомъ розовымъ самоутѣшен³емъ, но, конечно, безъ еврейской энерг³и, русская освободительная борьба шла бы впередъ гораздо болѣе медленнымъ шагомъ. Сочетан³е двухъ народныхъ темпераментовъ сдѣлало ее гибкою, живучею, безсонною. Еврейск³й элементъ - дрожжи, которыя поднимаютъ богатую опару талантливой русской обломовщины.

  

  

   Много враговъ имѣла русская женщина за сороколѣт³е, отдѣляющее насъ отъ эпохи реформъ, друзей же и союзниковъ - мало. И тѣ, съ которыми осталась она въ семидесятыхъ годахъ и шла дальнѣйшими десятилѣт³ями, были, если сильны талантами и крѣпки убѣжден³емъ, то слабы государственнымъ авторитетомъ. Все свое современное просвѣтительное значен³е русская женщина создала и завоевала сама - безъ штурмовъ, но долгими и упорными блокадами, отразивъ тысячи жестокихъ вылазокъ. Въ свое время мы видѣли, какъ переродились русск³е жоржъ-зандисты, когда идеи женской эмансипац³и стали переходить изъ мечтан³й въ дѣйствительность. Ученики Чернышевскаго, Михайлова, Писарева, Шелгунова оказались много тверже своихъ предшественниковъ, и теоретическая защита женскаго вопроса не умолкала, послѣ шестидесятыхъ годовъ, ни на единый день. Но, во-первыхъ, образъ жизни трибуновъ переходной эпохи былъ кочевой до такой непроизвольной степени, что, выйдя изъ дома въ редакц³ю, публицистъ вмѣсто того вдругъ оказывался въ Олонецкѣ или въ Пинегѣ. Во-вторыхъ, вожди - не войско. Восьмидесятые годы во многомъ напоминаютъ Павловъ терроръ съ тою разницею, что, вмѣсто безумной запальчивости, правительственный обухъ воскресшаго гатчинскаго режима опускался на оцѣпенѣлую Росс³ю холодно, разсчетливо, a потому и съ болѣе тяжкими результатами. Этому времени, помимо прямыхъ его репресс³й, удалась та реакц³я, которая опаснѣе ссылокъ, тюремъ и висѣлицъ: оно успѣло развратить общество. Режимъ эпохи неутомимо твердилъ о семьѣ, нац³и, долгѣ, подвигѣ и пѣлъ сладкогласные гимны à la russe во славу добродѣтели. Однако, на самомъ дѣлѣ, во всѣхъ культурныхъ отрасляхъ жизни онъ строго проводилъ программу весьма недобродѣтельнаго Наполеона III: убивай политическую мысль и оставь людямъ ихъ удовольств³я. Это пора систематическаго оглуплен³я университетовъ, печати, театра, - всего, что можетъ содѣйствовать политическому общен³ю подданныхъ. И, наоборотъ, пора открытаго покровительства всѣмъ эгоистическимъ наклонностямъ и страстишкамъ, - съ поразительыою быстротою переработавшимъ огромную часть нашей интеллигенц³и въ обывательщину чеховскихъ разсказовъ. Однимъ изъ наиболѣе мрачныхъ и хроническихъ симптомовъ этого разврата эпохи была открытая война противъ женскаго образован³я и труда. Правительство вело ее при полномъ сочувств³и значительной доли буржуазныхъ группъ, въ которыя част³ю выродились и отъ которыхъ слишкомъ много зависятъ даже и свободныя русск³я професс³и.

   Удивительную скачку съ головоломными препятств³ями представляетъ собою истор³я русскаго женскаго просвѣщен³я въ два послѣдн³я царствован³я! Съ 6-го августа 1882 года по 8 мая 1886 года тянется смертельная агон³я женскихъ высшихъ курсовъ. Сыпятся циркуляры, обрывающ³е или стѣсняющ³е доступъ въ средн³я учебныя заведен³я для дѣвочекъ низшихъ сослов³й и для дочерей недостаточныхъ родителей. Много и справедливо писано въ защиту "кухаркина сына", съ тѣхъ поръ, какъ ему, къ восторгу кн. Мещерскаго, объявилъ войну покойный графъ Деллновъ. Педагогическ³я мытарства и страдан³я "кухаркиной дочери" проходили и проходятъ подъ шумокъ. Обществу все какъ-то не до нихъ! И это "не до нихъ" опаснѣе и горше правительственной репресс³и. Когда какая-нибудь высокопоставленная патронесса лепечетъ депутац³и дѣвушекъ, ищущихъ высшаго образован³я, полурусскимъ своимъ языкомъ о необходимости быть женою и матерью и прясть шерсть y домашняго очага, это не удивительно: другого и ждать нельзя. Но, когда подобныя же разсужден³я всплывали на страницахъ спец³альныхъ журналовъ, обороняя отъ женской конкурренц³и мужчинъ-врачей или адвокатовъ, то становилось жутко и "за человѣка страшно". A вѣдь так³е Геростратовы эффекты въ девяностыхъ годахъ повторялись сплошь и рядомъ.

   Конецъ девяностыхъ годовъ ознаменованъ въ Европѣ ростомъ такъ называемаго феминистическаго движен³я. У насъ въ Росс³и теоретическими именами оно представлено очень слабо. Но, если вглядываться въ культурную работу послѣднихъ десятилѣт³й, то онѣ оказываются полны практическаго, инстинктивнаго феминизма, трудившагося, не называя себя, можетъ быть, иногда и безсознательно, но не покладая рукъ и поднявшаго русскую женщину на уровень гражданскаго развит³я, которое, въ настоящее время, дѣлаетъ очереднымъ вопросомъ приближающейся русской свободы - вопросъ о женскомъ политическомъ равноправ³и въ будущемъ государствѣ.

   Съ поразительною быстротою идутъ времена. Когда мы перевалили изъ, XIX столѣт³я въ ХХ-ое, русское общество очень увлеклось было симпатичною соц³альною игрушкою, извѣстною подъ громкимъ именемъ "борьбы съ проституц³ей". Борьба эта, поставленная на почву филантропическихъ, полицейскихъ и просвѣтительныхъ средствъ, при всѣхъ своихъ частичныхъ успѣхахъ, всегда казалась мнѣ доброжелательною, но довольно безплодною суетнею совѣстливаго благодуш³я. Возливая цѣлительный елей на явлен³я, аболиц³онизмъ забываетъ о причинахъ, елеями не исцѣляемыхъ. Причины же кроются въ томъ, что проституц³я - единственный способъ труда, который выгоденъ женщинѣ русскаго городского пролетар³ата, ибо цифра честнаго заработка рабочей труженицы кончается y насъ тамъ, гдѣ начинается цифра заработка проститутки. Наилучшая работница-портниха (это высш³й заработокъ женскаго ремесленнаго труда въ Петербургѣ) получаетъ 30 рублей въ мѣсяцъ, самая плохая неудачница - проститутка 40 рублей. Въ этой книгѣ въ большей части своей посвященной вопросу о проституц³и, я стою на такой точкѣ зрѣн³я. "Наша проституц³я происхожден³я экономическаго. На иныя причины къ проституц³и, не экономическ³я, русская статистика отдѣляетъ всего лишь отъ 5 до 10% проститутокъ. Корень проституц³и - женское неравенство съ мужчиною въ трудовыхъ правахъ и заработной платѣ. Женщина поставлена въ невозможность существоватъ иначе, какъ на счетъ мужчины, пр³обрѣтающаго ее семейно или внѣсемейно. Самостоятельная жизнь для женщжны окупается такимъ жестокимъ, тяжелымъ, почти аскетическимъ подвигомъ, что нести его бодро и успѣшно дано только натурамъ выдающимся, необычайнымъ, святымъ: это - героини и мученицы идеи труда. Для женщины средняго уровня способностей и энерг³и, самостоятельная трудовая жизнь - крайне неблагодарно вознаграждаемая житейская каторга. Для женщины слабой утомлен³е этою неблагодарною каторгою фатально разрѣшается въ дезертирство изъ подъ трудового знамени самопродажею обратно подъ мужскую опеку и на мужск³е кормы. Таковы печальные браки съ первымъ встрѣчнымъ, лишь бы хлѣбомъ кормилъ, т.е. проституц³я въ семьѣ, - и проституц³я внѣбрачной женской самопродажи. Поэтому единственною возможностью къ дѣйствительному уничтожен³ю проституц³и, - по крайней мѣрѣ, проституц³и эковомической, то-есть той, съ которою борется нашъ вѣкъ, - я призвавалъ и признаю только совершенное уравнен³е обоихъ половъ въ правахъ гражданскихъ, трудовыхъ и образовательныхъ: полное политическое и соц³альное равенство женщины и мужчины". За тезисъ этотъ я выслушалъ много укоровъ отъ русскихъ аболиц³онистовъ, попрекавшихъ меня "любовью къ дальнему въ ущербъ ближнему", "смотрѣн³емъ въ корень" и даже кв³этизмомъ. Вы, молъ, ищете реформы, обусловленной соц³альнымъ переворотомъ такой отдаленности, что для нашего вѣка она равна невозможности, и, слѣдовательно, косвенно рекомендуете намъ сложить руки. Но вотъ, господа, прошло всего два года, и - отдаленное стало близкимъ, a невозможное очень возможнымъ. Изъ городовъ русскихъ поднимаются сотни женскихъ голосовъ, требующихъ участ³я въ близкой перестройкѣ государственнаго здан³я, заявляющихъ свое избирательное право, ищущихъ именно того всесторонняго равенства, что такъ недавно казалось мужскому большинству идеалистическою мечтою, отсроченною къ исполнен³ю еще, быть можетъ, не на одинъ вѣкъ. Сегодня этихъ голосовъ сотни, завтра будутъ тысячи, послѣзавтра - десятки, сотни тысячъ... милл³оны! Ничто не растетъ быстрѣе, чѣмъ сознан³е своего законнаго права, - a ужъ какъ это право русскою женщиною выслужено! Вѣдь, если исключить два факультета женскаго труда: медицинск³й и изящныхъ искусствъ, - въ этихъ професс³яхъ женщина, все-таки, добилась нѣкоторой матер³альной обезпеченности! - то нѣтъ ни одной отрасли, гдѣ женская самостоятельность не работала бы несравнимо больше на общество, чѣмъ на самое труженицу. Женщины выучили читать русск³й народъ, имъ всецѣло принадлежитъ русская наука о народномъ чтен³и и три четверти того тяжкаго школьнаго подвига, которымъ просвѣщался вышедш³й нынѣ на политическую сцену русск³й пролетар³атъ. Ужасы этого школьнаго подвига неописуемы: это - голодъ, холодъ, рабство и полицейск³й сыскъ. Нѣтъ учительницы въ Росс³и, которая не несла бы на себѣ политической роли, сознательно ли, безсознательно ли, - уже тѣмъ самымъ фактомъ, что она учительница, тѣмъ, что она подобрала на свои плечи ту часть образовательнаго труда, которая становится уже слишкомъ невыгодною мужчинѣ буржуазнаго строя, вынуждаемому общимъ вздорожан³емъ жизни искать болѣе производительныхъ формъ труда. Я оставлю въ сторонѣ тѣ ограсли, гдѣ русская женщина умышленно отдается идейному подвижничеству на общественной работѣ: подвиги сестеръ милосерд³я въ войнахъ, фельдшерицъ въ эпидем³яхъ, "кормильныхъ барышень", въ голодовкахъ, дѣятельницъ культурной пропаганды въ революц³и. Я оставлю въ сторонѣ геройство и говорю про обыденщину. Всюду, пока, женск³й трудъ - отбросъ мужского, черная, кропотливая и мучительно скучная работа, которой мы, мужчины, не беремъ потому, что есть возможность свалить ее на женск³я плечи за гроши, как³е мужчинѣ получатьуже неразсчетъ - "даже непристойно". Это - вездѣ: въ банкахъ, въ папиросныхъ мастерскихъ, въ библ³отекахъ, въ магазинахъ, на фабрикахъ, на телеграфѣ, на полевой уборкѣ, въ типограф³яхъ, въ редакц³яхъ, на урокахъ, - всюду, отъ малаго до большого, гдѣ трудъ мужской мѣшается съ трудомъ женскимъ. Послѣдн³е годы выдвинули очень странное и очень частое женское рабочее преступлен³е. Въ течен³е одного 1902 года газетная хроника огласила пять судебныхъ дѣлъ о женщинахъ, проживавшихъ по мужскимъ паспортамъ и выдававшихъ себя за мужчинъ, съ цѣлью получать мужской заработокъ. Одно изъ такихъ дѣлъ, особенно любопытное, въ Пермской губерн³и, раскрылось, потому, что баба такъ увлеклась своею новою жизнью на положен³и мужика, что затѣяла было жениться! Жениться же ей понадобилось, чтобы спасти подругу-односедку отъ мужскихъ приставан³й на заводской работѣ. Въ состоян³и ли современное общество обойтись безъ женскаго труда? Разумѣется, нѣтъ. Устроить для женщины точныя и болѣе выгодныя трудовыя нормы становится неугомонною, крикливою необходимостью, столь же важною для мужчинъ, какъ и для самихъ женщинъ, и растущею не по днямъ, a no часамъ. Быстрое вздорожан³е культурной жизни во всѣхъ странахъ европейской цивилизац³и неуклонно ведеть къ банкротству современнаго мужевластительства. Однѣхъ мужскихъ силъ дѣлается уже недостаточно, чтобы вести семью: подспорье женскаго труда, жена и мать добычницы, сейчасъ уже настойчиво желательныя, вскорѣ будутъ совершенно необходимы. A разъ установляется общественная необходимость труда женщины, не ясно ли, что трудъ теряетъ полъ, и долженъ быть нормированъ одинаковыми экономическими услов³ями, обоснованными на одинаковыхъ политическихъ правахъ. Восемнадцатый вѣкъ кончился революц³ей, создавшей побѣду третьяго сослов³я; двадцатый начинается революц³ей четвертаго противъ старыхъ трехъ. Неужели эта революц³я повторитъ ошибку своей предшественницы и, оставивъ женщинъ полуправными и безправными, превратитъ ихъ въ новое пятое сослов³е, и съ историческою перспективою еще разъ перестраивать м³ръ враждою и кровью!?

   Я вижу по газетамъ, читаю въ письмахъ, слышу въ разговорахъ, что женск³я претенз³и на гражданское, то-есть, покуда избирателъное равенство, - встрѣчены недоумѣн³емъ во многихъ дѣйствующихъ кругахъ современнаго русскаго переворота, даже и вполнѣ свободомыслящихъ. Говорятъ, что въ Росс³и кипитъ и безъ того такая каша, что не знаешь, какъ ее расхлебать, a тутъ вдругъ новые ингред³енты, да и при томъ - какихъ нѣтъ нигдѣ въ Европѣ. Говорятъ: мы еще до такой степени не раздѣлили шкуры неубитаго медвѣдя, что не рѣшили, сколько устроить намъ палатъ, да и устроять ли ихъ вообще. Споримъ о всеобщей подачѣ голосовъ, достойны ли ея всѣ росс³яне мужескаго пола, не лишенные образа и подоб³я человѣческаго, или одни грамотники. Споримъ о формахъ конституц³й, о монарх³и и республикѣ, о цѣльномъ государственномъ тѣлѣ и о федеративномъ расчленен³и, о мирной идилл³и соглашен³й и о вооруженномъ возстан³и. Радуга русской свободы играетъ десятками спутанныхъ тоновъ, они мучительно трудно размѣщаются по спектру, - a тутъ еще женщины!.. Подождите съ женскимъ вопросомъ! Это - роскошь: желѣзная дорога черезъ болото, по которому до сихъ поръ не было даже битой тропы! Это - надстройка будущихъ поколѣн³й, a наше дѣло - выстроить фундаментъ.

   Что каша въ Росс³и заварена крутая, въ этомъ нѣтъ никакого сомнѣн³я. Но русск³й народъ повторяетъ пословицу, что кашу масломъ не испортишь. A я нарочно остановился подробнѣе на женщинахъ русской революц³и, чтобы напомнить, какъ систематически женское вл³ян³е, женск³й политическ³й тактъ и женская энерг³я являлись въ нашихъ революц³онныхъ кашахъ масломъ, безъ котораго весьма часто каша такъ и прикипѣла бы къ горшку. За женщину - избирательницу, за женщину - равноправную гражданку, - право экономической необходимости и историческихъ заслугъ. Политическ³я реформы созрѣваютъ во времени, и пространственные примѣры къ нимъ не всегда подходятъ. Вотъ почему не слѣдуетъ смущаться упреками: нигдѣ въ Европѣ! Не въ томъ дѣло, что было въ Европѣ - это прошлое; и не въ томъ, что есть, доживая, - это тоже прошлое. Дѣло въ томъ, что будетъ и на очереди быть.

   Да, каша русской революц³и крута, и напрасно уповаютъ оптимисты, что ея кипѣн³е остановитъ тотъ или другой конституц³онный компромиссъ. Мы только въ началѣ кипѣн³я, мы - въ верхней пѣнѣ его, a уже дрожитъ, бурлитъ и гудитъ дно. Близится перестройка не только правительственныхъ формъ и гражданскихъ услов³й, близится перестройка сослов³й и народностей. Ея не вмѣстятъ въ себя даже самыя благожелательныя формы той медленной постепеновщины, той проповѣди политическихъ видоизмѣнен³й въ темпѣ andante amoroso, которую можно назвать бюрократ³ей революц³и. И, конечно, если ужъ строить дорогу черезъ болото, то - не шоссе, которое лѣтъ черезъ десятокъ надо будетъ сломать, чтобы замѣнить желѣзнымъ путемъ, a прямо желѣзный путь.

   И еще - послѣдняя метафора. Росс³я строитъ свое новое государственное здан³е не на дѣвственной почвѣ. Для того, чтобы очистилась площадь для постройки, ей приходится разобратъ по кирпичу колоссальный вѣковой дворецъ стараго режима. Въ этомъ процессѣ разрушен³я, длящемся пятьдесятъ лѣтъ, русск³я женщины работаютъ непрерывно и на первыхъ мѣстахъ. Сколько ихъ убито падавшими камнями, сколько искалѣчено, сколько умерло на работѣ! Старыя стѣны таютъ, на очереди - возводить новыя. Неужели этотъ новый трудъ въ иовыхъ услов³яхъ побѣдоноснаго новаго вѣка уволитъ изъ своей арм³и этихъ неутомимыхъ работницъ, страстныхъ вдохновительницъ, часто руководительницъ стараго труда? Вѣдь безъ нихъ еще долго не быть бы и новому! Русск³я женщины такъ много и хорошо умѣли разрушать, что - уже разрушен³емъ - выучились и хорошо строить!

  

  

   Буря, гремящая надъ нашимъ отечествомъ, поставила на очередь политическаго выполнен³я одну изъ величайшихъ соц³альныхъ реформъ, - если не самую великую, - какими свидѣтельствуется государственная возможность и готовность "отречься отъ стараго м³ра", оторватъся отъ. одряхлѣвшихъ устоевъ буржуазно-полицейскаго уклада для перемѣщен³я на новые устои строя соц³алистическаго. Русская революц³я четвертаго сослов³я рѣшительно выдвинула впередъ вопросъ о, такъ сказать, пятомъ сослов³и, присущемъ неизмѣнно всѣмъ странамъ и государствамъ, каждому граду и каждой веси, - вопросъ о женщинѣ, женск³й вопросъ. Отвѣтъ на него русской революц³и, - a кто же изъ насъ сомнѣвается, что устами ея гласитъ предвидѣн³е ближайшаго русскаго будущаго? - отличается яркою и дружною онредѣленност³ю. Въ защиту и признан³е равноправ³я женщины - равноправ³я политическаго, юридическаго, рабочаго, образовательнаго, семейнаго - высказались всѣ группы, всѣ программы русскаго освободительнаго подъема. Не говоря уже о парт³яхъ соц³алистической революц³и, въ которой равноправ³е женщинъ подразумѣвается само собою, потому что безъ такого равноправ³я она была бы лицемѣрна, безсмысленна и неосуществима, - не говоря уже о соц³алистическихъ парт³яхъ, мы видимъ, что необходимости равноправ³я жевщины, хотя бы лишь избирательнаго, подчинился даже буржуазный конституц³онализмъ, выражаемый въ Росс³и извѣстною кадетскою парт³ей. Правда, подчинился съ грѣхомъ пополамъ, съ кислымъ лицомъ и скрѣпя сердце. Но дѣло не въ удовольств³и или неудовольств³и гг. кадетовъ, a въ томъ, что логика вѣка заставила придти къ сознан³ю правоты и неизбѣжности женскаго равенства даже такую, сравнительно правую, доктринерски-буржуазную группу русскаго общества. Двадцатый вѣкъ - вѣкъ женскаго возрожден³я: я думаю - не только въ Росс³и, но и во всемъ цивилизованномъ м³рѣ. Онъ началъ жизнь сознан³емъ, что безъ женскаго равноправ³я немыслимы болѣе ни свобода, ни благосостоян³е государствъ, ни самозащита гражданства отъ пестрыхъ средствъ и поползновен³й политической и капиталистической тиранн³и, - немыслимъ тотъ соц³алистическ³й перестрой м³ра, совершить который - его, XX вѣка, историческая задача. Побѣда соц³ализма заключаетъ въ себѣ побѣду женскаго равноправ³я, какъ часть, неотдѣлимую отъ цѣлаго. Я убѣжденъ, что не только дѣтямъ нашимъ, но и намъ еще удастся застать хоть начальные моменты этой великой, святой побѣды, которая искупитъ многовѣковое порабощен³е пола поломъ и сотретъ съ лица земли, по удачному выражен³ю Куртиса, - "послѣднюю изъ кастъ".

   Въ канунъ такой женской побѣды, не лишнее оглянуться на прошлое великой половой войны, которую она заключаетъ. Выяснить источники и средства, которыми женская побѣда исторически подготовилась и создается, а, слѣдовательно, и тѣ начала, которыми предстоитъ ей укрѣпиться въ обществѣ будущаго. Съ этою задачею и предпринимаю я свой небольшой курсъ, предлагаемый слушателямъ Парижской Русской Школы соц³альныхъ наукъ.

   Обыкновенно, начиная истор³ю того или другого русскаго института, или бытового или правового, сослов³я ли, рода ли, изслѣдователь, съ невольною жалобностью, предупреждаетъ слушателей или читателей о бѣдности данныхъ для изображен³я утренней зари поднятыхъ вопросовъ и для научнаго о ней сужден³я. Не избѣгаетъ подобной участи и истор³я русской женщияы. Прямыхъ литературныхъ источниковъ объ ея первобытномъ положен³и такъ мало, они такъ сбивчивы и неопредѣленны, такъ недостойны историческаго довѣр³я, что съ ними почти вовсе нельзя считаться, какъ съ фактическимъ матер³аломъ. Даже въ самыхъ лучшихъ случаяхъ, эти источники, - Несторъ, Русская Правда, церковная литература первыхъ трехъ вѣковъ русскаго христ³анства, договоры и завѣщан³я удѣльныхъ князей, пожалуй, даже упомянемъ сомнительное "Слово о полку Игоревѣ", - представляютъ собою не болѣе, какъ колодцы болѣе или менѣе подходящихъ подтвержден³й для политической, бытовой и правовой экзэгэзы. Они вѣроятны лишь постольку, поскольку оправдываются совпаден³ями и аналог³ями въ жизви, лѣтописяхъ и юридическихъ памятникахъ другихъ славянскихъ народовъ. Поэтому, введен³емъ и первою главою въ истор³и русской женщины долженъ быть разсказъ и анализъ ея положен³я въ славянствѣ вообще, a не въ той лишь узкой Руси, которая нашла свою дикую, хаотическую государственность въ смѣшен³и славянъ съ скандинавами, пруссами или какими-то таинственными южными кочевниками: каждый можетъ выбрать здѣсь ту теор³ю происхожден³я Руси, которая ему больше по душѣ, - нашей темѣ оно сейчасъ совершенно безразлично. Единственный важный для насъ моментъ этой первобытно-государственной Руси - принят³е ею христ³анства и, при томъ, христ³анства восточнаго, визант³йскаго. Оно наложило свою тяжелую руку на бытъ славянской женщины съ первыхъ же своихъ шаговъ. Уже "Русская Правда" дышетъ визант³йскими вѣян³ями, а, двѣсти лѣтъ спустя, визант³йство торжествуетъ по всему фронту русскаго женскаго вопроса, и Дан³илъ Заточникъ ищетъ милости y благочестиваго "князя и господина" ругательствами, проклят³ями и сатирическими прибаутками по адресу женщинъ - въ духѣ истинно-визант³йскаго полемическаго краснорѣч³я, воспитаннаго на папертяхъ бродячимъ монашествомъ эпохи Соборовъ. Но объ этой эволюц³и мы будемъ говорить особо и послѣ.

   Интересъ изучен³я древности славянства значительно поднимается надъ уровнемъ большинства однородныхъ изучен³й тѣмъ услов³емъ, что, кажется, ни въ одной расѣ, какъ въ этой - младшей среди ар³йскаго племени по выступлен³ю на историческую арену Европы - государственность, хотя бы и самая первобытная, не сѣла болѣе внезапно и на болѣе неподготовленную для нея почву. Опять-таки, дѣло для насъ не въ томъ, были ли призваны как³е-то варяги, и, если да, то кѣмъ, когда, зачѣмъ, откуда. Дѣло въ томъ, что мы застаемъ историческую Русь, уже съ XIV вѣка, въ борьбѣ родового уклада съ государственнымъ началомъ и церковнымъ правиломъ. И, хотя послѣднимъ суждено къ XIV вѣку побѣдить, a первому пойти на послѣдовательное умертв³е, тѣмъ не менѣе уже его невѣроятно долгая жизнеспособность доказываетъ, что государственность застигла предъисторическ³е родовые славянск³е обычаи не заживо согнившими трупами какими-то, а, напротивъ, силами еще здоровыми, свѣжими и даже, можетъ быть, молодыми,

   Знаменитый Мэнъ установилъ, - вѣрнѣе сказать, усовершенствовалъ послѣ Моргана, - характеристику рода бракомъ - эндогам³ей и эксогам³ей, т. е. бракомъ, заключаемымъ обязательно въ нѣдрахъ рода или, наоборотъ, бракомъ, заключаемымъ обязательно въ чужомъ родѣ. Второй способъ брака, эксогам³я, представляетъ, съ точки зрѣн³я общественной эволюц³и, уже довольно крупную прогрессивную ступень. Былинную и лѣтописную Русь мы застаемъ именно на ступени эксогамическаго брака, получившаго свое развит³е, повидимому, задолго до христ³анства, которое приняло его подъ свое покровительство и реформировало по своимъ уставамъ. Между обществами эндогамическими и эксогамическими шла лютая вражда. Типическ³й представитель старинной эндогам³и, стих³йный богатырь Соловей Разбойникъ, хвастаетъ новому богатырю, Ильѣ Муромцу:

  

             "Я дочь вырощу, за сына замужъ отдамъ,

             Я сына вырощу, на дочери женю,

             Чтобъ Соловейкинъ родъ не переводился"...

  

   Разсердился Илья Муромецъ на грѣшную похвальбу Соловья и убилъ его до смерти. У Нестора мы почти уже не застаемъ славянъ въ пер³одѣ чистоэндогамическомъ. Напротивъ, даже въ самыхъ дикихъ племенахъ онъ отмѣчаетъ обычай заключать браки чрезъ умыкан³е, т. е. похищен³е невѣстъ: порядокъ эксогамическ³й. Но, наряду съ этимъ, онъ жалуется, что внутри новой славянской семьи живутъ еще пережитки древняго кровосмѣсительнаго строя, во вкусѣ Соловья Разбойника. Тысячу лѣтъ тому назадъ, въ славянствѣ уже свирѣпствовалъ столь частый порокъ русской крестьянской семьи - пресловутое "снохачество". Суровыя средневѣковыя легенды и романы о кровосмѣсителѣ - церковнаго происхожден³я, результаты борьбы съ эндогамическими отношен³ями, которыя въ глухихъ углахъ Вятской или Пермской губерн³и сохранились даже до XIX вѣка. Достаточно вспомнить "Подлиповцевъ" Ѳ. М. Рѣшетникова.

   Ни чей фольклоръ, какъ славянск³й, не сохранилъ болѣе свѣжимъ предан³емъ той доисторической эпохи, когда разница половъ опредѣлялась только суммою физическихъ внѣшнихъ признаковъ. Борьба за существован³е, среди суровой первобытной природы, либо сближала мужчину и женщину въ любовное товарищество двухъ равносильныхъ добычниковъ, либо, наоборотъ, сопернически ожесточала къ лютымъ боямъ. Если мы вчитаемся въ греческ³я легенды о происхожден³и скиѳскихъ народовъ или въ былинный эпосъ любого славянскаго племени, мы всюду застаемъ женщину въ борьбѣ съ мужчиною за превосходство, - вровень съ нимъ и весьма часто съ преобладан³емъ надъ нимъ. Одинъ изъ изслѣдователей русской старины совершенно справедливо отмѣчаетъ, что первобытный славянск³й бракъ черезъ умыканье заключался не только черезъ похищен³е женщинъ мужчинами, но и женщинами мужчинъ. По Геродоту, скиѳы произошли отъ вынужденнаго сожительства Геркулеса съ Ехидною, женщиною-змѣею, похитившею y него коней и назначившею такой любовный выкупъ. На курганахъ южнорусскихъ и сибирскихъ степей высятся сѣрыми громадами человѣкообразныя глыбы каменныхъ бабъ. Это монументы свидѣтельницъ и, какъ думаетъ Флоринск³й, вдохновительницъ первобытнаго искусства въ ту доисторическую эпоху, когда по степямъ этимъ "шатались"; подобно "сѣннымъ копнамъ", богатыри, "паленицы удалыя". Наѣздничая удалѣе всякаго мужчины, онѣ, по былинной гиперболѣ, - хватали богатырей "за желты кудри, опускали во глубокъ карманъ", чтобы разсмыслить на досугѣ - "то-ли молодца смертью убить, то-ли за молодца замужъ пойти". Чѣмъ чище кровью славянск³й народъ, тѣмъ богаче его легенда о старинномъ женскомъ богатырствѣ, о временахъ женскихъ царствъ, городовъ, княжен³й. Это - Ванда y поляковъ, Любуша и Власта - y чеховъ, полуисторическая Ольга - y русскихъ славянъ, совсѣмъ уже историческ³я Елена и Рикса - y поляковъ. По всѣмъ славянскимъ землямъ разсѣяны урочища съ назван³ями, въ родѣ Дѣв³й городъ, Дѣвинъ, Бабье городище и т. д. Какъ показали археологическ³я изслѣдован³я, они гораздо древнѣе печальной возможности получить подобныя назван³я отъ невольничьихъ торговъ или стоянокъ татарскаго полона. Волшебныя сказки русскаго народа полни памятью женскихъ богатырскихъ городовъ, замковъ, крѣпостей, которыми владѣетъ какая-нибудь Царь-Дѣвица, Елена Прекрасная, Сонька Боготворка, и въ которые, пока она бодрствуетъ, не дерзаетъ проникнуть самый мужественный витязь, потому что - убьетъ богатырша, оберегая свою дѣвственную свободу. Всѣ эти амазонки, покуда дѣвушки, сильнѣе и грознѣе мужчинъ. Сила и воинственность теряются ими только въ замужествѣ. Все это, если снять съ основы легендъ волшебную призрачность сказочныхъ размѣровъ, если роскошные города обратить въ лѣсныя деревни, a дворцы въ шалаши, свидѣтельствуетъ, что славянск³й эпосъ не успѣлъ забыть той общественной раздѣльности половъ, которую, въ пережиткахъ, путешественники наблюдаютъ еще въ нѣкоторыхъ поселкахъ Австрал³и или центральной Африки.

   Покорен³е властной женщины-богатырки грубою силою или, чаще, хитростью мужчины открываетъ эру ея семейнаго порабощен³я. Первое оруд³е послѣдняго - отнят³е y женщины права носить оруж³е, воспрещен³е физическихъ упражнен³й, развивающихъ воинственную готовность и ловкость. Въ одной изъ русскихъ былинъ, богатырь-Дунай убиваетъ жену за то, что она лучше его стрѣляетъ изъ лука. Въ польской легендѣ - мужчины, избирая новаго князя по услов³ю - кто первый переплыветъ озеро Гопло, отстранили отъ состязан³я женщинъ, опасаясь ихъ соперничества. Мечъ и плетка - оруд³я воинственнаго кочевья - монополизируются мужскимъ поломъ; на долю женщинъ выдвигается Schusselgewalt, право ключей, право домашняго управительства въ осѣдломъ мирномъ быту. У народовъ германскихъ, - нѣсколько старшихъ культурою сосѣдей славянъ по европейскому разселен³ю, - эта борьба съ женскою воинственностью успѣла вызрѣть не только въ обычаѣ, но и въ нормахъ права. Такъ лонгобардск³й законъ оцѣниваетъ преступлен³я противъ женщинъ пенею вдвое выше, чѣмъ преступлен³я противъ мужчинъ, но лишь въ томъ случаѣ; если женщина не могла защищаться и, вообще, вела себя, какъ существо слабаго и робкаго пола. Наоборотъ, уб³йство женщины, хотя бы случайно попавшей въ драку между мужчинами, оцѣнивалось, какъ обыкновенное уб³йство. Законъ баварск³й предоставлялъ женщинѣ право судебнаго поединка, но, если она выставляла бойца-замѣстителя, то, въ случаѣ побѣды, получала двойную композиц³ю, а, если дралась сама за себя, то лишь ординарную. Впослѣдств³и ухищрен³я разобщить женщину съ оруж³емъ и обратить изъ воительницы въ ключницу выразились, какъ пережитокъ, въ средневѣковыхъ запретахъ женщинамъ одѣваться въ мужское платье, за что полагались тяжелыя пени, a иногда даже смертная казнь. У датчанъ это было поводомъ къ разводу.

   Славянская борьба съ первобытною женскою свободою и самостоятельностью не успѣла догнать германскаго запретительнаго обычая, почему не отразила его и въ правѣ. Славянство было почти совершенно чуждо того элемента "половой опеки", который легъ въ корень женскаго права германскихъ народовъ и породилъ въ нихъ пресловутое "рыцарство" съ тѣмъ фальшивымъ идеаломъ "женственности", что и посейчасъ оплакивается всѣми ромаатиками-реакц³онерами. И какъ жутко приходится расплачиваться за уклонен³е отъ него передовымъ женщинамъ, ищущимъ живого общаго дѣла и свободы! Средневѣковый статутъ города Офена опредѣляетъ женщину, какъ "тварь робкую и слабую, которая, поэтому, должна быть охраняема и защищаема". Извѣстно опредѣлен³е половой опеки Вальтеромъ, какъ "власти надъ женщинами въ отношен³и ко всему, что касается собственнаго блага самой женщины, a также чести и интересовъ цѣлаго семейства". Опредѣлен³е весьма полное, и было бы безспорно, если бы прибавить: "при воспрещен³и женщинѣ опредѣлять самой, въ чемъ почитаетъ она это собствевное благо". Такого выбора женщина не имѣла за всѣ тысячу слишкомъ лѣтъ исторической жизни германскаго племени, и только грядущ³й соц³алистическ³й строй способенъ возвратить ей первобытное, съ доисторической ночи потерянное, право. Славянство встрѣтилось съ христ³анскою проповѣдью и законодательствами - изъ Рима и Визант³и - въ такомъ бытовомъ пер³одѣ, когда не могло быть и рѣчи о "половой опекѣ". Полу, который назвался, a впослѣдств³и и дѣйствительно сталъ "сильнымъ", не было не только никакой надобности, но даже и положительно вреднымъ оказалось видѣть въ женщинѣ, хотя бы уже и подчиненной брачно, "полъ слабый". Отмѣтимъ, что даже при Иванѣ Грозномъ населен³е Руси равнялось полутора милл³онамъ жителей, и густота разселен³я была менѣе, чѣмъ нынѣ въ Архангельской губерн³и. Половая опека германцевъ выработана каменнымъ замкомъ въ горномъ ущельѣ и городомъ, который выростаетъ подъ охраною замка. Славянство же встрѣтилось съ христ³анствомъ отвюдь не въ городской формѣ разселен³я: это - еще жизнь лѣсного или степного хутора, избяное скваттерство на родовыхъ началахъ. Въ опасностяхъ и приключен³яхъ этого рода, первобытный славянинъ искалъ въ женѣ существо - умиротворенное для домашней жизни, но совсѣмъ не "слабое, робкое, долженствующее быть защищаемымъ". Знаменитый славянофилъ Константинъ Аксаковъ когда-то обратилъ вниман³е на слово "супротивница", которымъ ласкательно и уважительно характеризуютъ былинные богатыри своихъ невѣстъ и женъ. Супротивница здѣсь значитъ не то, какъ теперь почитаютъ: "которая мнѣ перечитъ, противъ моей воли идетъ", но - "ровня мнѣ, способная выстоять противъ меня въ моемъ подвигѣ, въ моей работѣ". Это были вѣка, когда расчищались лѣсныя чащи и выкорчевывались первые участки подъ будущее общинное земледѣл³е, когда шелъ рукопашный бой со звѣремъ и съ человѣкомъ чужого рода-племени за право мирнаго сосѣдскаго существован³я. Естественно, что въ такой тяжк³й рабоч³й и опасный бытъ женщина нужна, именно, какъ "супротивница" мужчинѣ, a не какъ чувствительная Эльза изъ "Лоэнгрина", за которою половая опека приставляетъ семь нянекъ и семь сторожей - блюсти ея лилейную безпомощность. Жена Ильи Муромца одѣвается въ его доспѣхи, чтобы биться съ Тугариномъ, за отсутствующаго мужа. И "бѣжалъ Тугаринъ въ свои улусы загорск³е, проклинаючи Илью Муромца, a богатырь Илья Муромецъ знать не зналъ, вѣдать не вѣдалъ, кто за него бился съ Тугариномъ". Это физическое равенство женщины съ мужчиною ползетъ черезъ много славянскихъ вѣковъ, всплывая то фигурами былинными, то лѣтописными, то пѣсенными изъ позднѣйшаго новгородскаго эпоса и разбойничьей лирики. Когда ушкуйникъ, а по слѣдамъ его, п³онеръ съ топоромъ и сохою двинулись отъ Ильменя и Ладожскаго озера на дальн³й сѣверъ и волжск³й востокъ, туда передвинулся и богатырск³й типъ женщины-добычницы, "супротивницы" своему мужу. Для западной Руси онъ сдѣлался уже излишнимъ въ развивающемся городскомъ быту. Тѣмъ не менѣе, не только въ новгородскомъ эпосѣ о Васькѣ Буслаевѣ, но даже и въ лѣтописяхъ новгородскихъ встрѣчаемъ мы женщинъ, предводительствующихъ уличными смутами, которыми былъ такъ учащенно богатъ этотъ странный городъ, съ его безалабернымъ народоправствомъ. Поволжье полно предан³ями объ участ³и "могутныхъ" воинственныхъ женщинъ въ колонизац³и края: достаточно напомнить, хотя бы, легенду объ Усольѣ подъ Казанью. На Мурманѣ поморки до сихъ поръ сохранили отзвуки самостоятельности, столь свойственной доисторическимъ прабабкамъ ихъ. Море и климатъ не измѣнились съ тѣхъ поръ, какъ славянка впервые увидала предъ собою волны Ледовитаго океана, слѣдовательно, почти не измѣнилась потребность дружной работы обоихъ половъ въ обезпечен³е тяжкаго существован³я, почти не измѣнилась первобытная трудность для мужчины-побѣдителя обратить побѣжденную женщину въ слабосильную игрушку, въ предметъ семейной роскоши, почти не измѣнились отношен³я женско-мужского равенства. Поморка, какъ мужчина, работаетъ, какъ мужчина, получаетъ за трудъ, какъ мужчина, пьетъ водку и, какъ мужчина, горланитъ на сходкѣ.

   Итакъ мы исторически застанемъ славянскую женщину въ первомъ пер³одѣ побѣды сильнаго пола надъ слабымъ, - когда побѣда эта еще не порабощен³е, но лишь капитуляц³я по договору - на услов³я мужской гегемон³и. Женщина согласилась стать вторымъ номеромъ, но отнюдь не отказалась отъ самостоятельности, - нѣтъ лишен³я правъ, нѣтъ ухода въ "половую опеку". Старинныя славянск³я "правды" и статуты суть памятники той послѣдовательной борьбы, какъ вяли обычныя начала женской свободы подъ дыхан³емъ визант³йскаго монастыря и римскаго права, прошедшаго къ сяавянамъ черезъ сосѣдск³е германск³е фильтры. Но было бы ошибочно предполагать, что правовой обычай уступилъ легко и скоро. Нѣтъ, онъ былъ крѣпокъ одинаково и въ добрѣ, и во злѣ для женщины. Вы, конечно, всѣ слыхали о древнемъ брачномъ обычаѣ славянъ, чтобы молодая снимала съ мужа сапоги въ знакъ будущей покорности. Обычай этотъ, почти повсемѣстный въ славянствѣ, знаменитъ, благодаря романическому предан³ю о Владим³рѣ и Рогнѣдѣ, которая не захотѣла "разуть робичича". Но, быть можетъ, нигдѣ онъ не выразителенъ такъ для старославяескаго брака, какъ y славонцевъ. У нихъ молодая снимаетъ съ мужа сапогъ въ знакъ покорности, но затѣмъ бьетъ снятымъ сапогомъ мужа по головѣ - знакъ, что не воображай, будто я всегда тебѣ буду прислуживать. Печать такой договорности лежитъ, въ течен³е среднихъ вѣковъ, на славянскомъ правѣ во всѣхъ его статьяхъ по женскому вопросу. И, опять-таки, чѣмъ чище славянство народа, тѣмъ уступчивѣе его средневѣковое право по отношен³ю къ женщинѣ. На первомъ планѣ остаются поляки, далѣе - чехи. У нихъ, даже въ памятникахъ XIV и XV вѣка, когда попадается законодательное нововведен³е мужевластнаго типа, связывающее женщину "половою опекою", можно почти безошибочно прослѣдить заимствованное происхожден³е такихъ нормъ отъ германскихъ сосѣдей. Таковы, напримѣръ, ограничен³я имущественныхъ правъ женщины въ Вислицкомъ статутѣ, обоснованныя на разсужден³и о fragilitas sexus, o хрупкости или въ старопольскомъ переводѣ "кревкосци" пола Вы слышите, что разсужден³я эти, сошедш³яся въ своей терминолог³и съ извѣстнымъ восклицан³емъ о женщинахъ Гамлета, даже первоначалыюе выражен³е-то себѣ нашли лишь въ латинскомъ языкѣ, юридическомъ волапюкѣ Западной Европы.

   Отсутств³е половой опеки, прежде всего, подразумѣваетъ наличность половой свободы, свободы полового выбора. Дѣйствительно, доисторическая славянка, повидимому, пользовалась въ этомъ отношен³и свободою почти неограниченною; и даже пресловутое "умыкан³е женъ" являлось результатомъ предварительнаго соглашен³я умыкаемой съ умыкателемъ. Насильственное умыкан³е ыаказывалосъ строго. По чешскому земскому праву умыкнутой насильственно предоставлялось самой отрубить похитителю голову. Мазовецк³е и польск³е статуты, a также всѣ три литовск³е обрекаютъ похитителя на смерть или фактическую, или гражданскую (состоян³е "безслав³я", infamia), если похищенная не спасетъ виновнаго соглас³емъ выйти за него замулсъ. На Руси - подобныя дѣла быстро подпали подъ руку церкви. Они подлежали епископскому суду и именовались "уволочск³я": аще кто уволочетъ дѣвку. Уволоченной дѣвкѣ Ярославовъ уставъ указываетъ платить "за соромъ, a епископу - за судъ".

   Русь никогда не любила смертной казни и, съ самыхъ раннихъ дней своихъ, предпочитала искать ей штрафныхъ, денежныхъ замѣнъ.

   Козьма Пражск³й, чешск³й бытописатель, къ сожалѣн³ю часто уходивш³й отъ лѣтописи въ область историческаго романа, даетъ наиъ удивительную картину первобытной общности браковъ. "Не было преступлен³емъ мужа брать жену другого, a женѣ выходить замужъ за другого. Что нынѣ считается цѣломудр³емъ, тогда было великимъ безчест³емъ, если мужъ довольствовался одною женою, a жена - однимъ мужемъ". Въ указан³и этомъ имѣется въ виду не многоженство, которое вошло въ славянск³й обиходъ сравнителъно поздно и, вѣроятно, подъ восточными вл³ян³ями, но необыкновенная легкость, съ какою возникалъ первобытный бракъ, чтобы такъ же легко разрываться. Козьма Пражск³й говоритъ, въ очень поэтическихъ образахъ, даже о мужьяхъ и женахъ на одну ночь, разстававшихся навсегда съ наступлен³емъ утра. Браки былинныхъ богатырей кратковременны и непрочны, условны, легко расторжимы, хотя бы и при наличности церковнаго обряда. Каждая отлучка богатыря въ "поле" сопровождается своеобразнымъ договоромъ съ женою, сколько времени должна она мужа ждать, послѣ какого срока властна за другого замужъ пойти. A то, говоритъ Добрыня, "знаю я ваши норовы женск³е: мужъ за дровами въ лѣсъ поѣдетъ, a жена за другого замужъ пойдетъ". Широкое право развода по соглашен³ю ограничило въ славянствѣ только христ³анство, да еще съ превеликимъ трудомъ. Въ 994 году противъ "недозволеннаго расторжен³я браковъ" гремитъ апостолъ чеховъ, св. Войцѣхъ, но, очевидно, безъ всякаго успѣха, такъ какъ, сорокъ пять лѣтъ спустя, кн. Брячиславъ, надъ гробомъ св. Войцѣха, вынужденъ объявить вѣчное изгнан³е тѣмъ виновнымъ, "если мужъ оставитъ жену или жена мужа". Врядъ ли, однако, законъ такого рода могъ быстро противодѣйствовать вкоренившемуся обычаю, - чехи и моравы были сосѣди полякамъ, a y послѣднихъ, въ то же самое время, самъ законодатель, знаменитый Болеславъ, три раза разводился съ женами, не спрашивая разрѣшен³я y церкви. У поляковъ обычай свободнаго развода держался настолько долго, что впослѣдств³и съ выборныхъ королей бралось даже обязательство - не разводитгся съ женою иначе, какъ въ церковномъ порядкѣ. Послѣдн³й примѣръ подобнаго обязательства мы имѣемъ отъ столь поздней эпохи, какъ XVI вѣкъ: его долженъ былъ дать панамъ-избирателямъ Генрихъ Французск³й, Валуа. Нѣкоторые законодательные памятники средневѣковья германскаго прямо называютъ разводъ венедскимъ, т. е. славянскимъ обычаемъ. На Руси церковь, съ первыхъ же дней своихъ, объявила войну добровольному разводу тѣмъ, "иже свое подруж³е оставятъ и поимаютъ инѣхъ, также и жены". Однако, обычай боролся съ закономъ необыкновенно стойко и живуче. Двусторонн³й разводъ, по соглашен³ю мужа и жены, даже въ Росс³и держался исподволь до ХѴ²II вѣка: лишь въ 1769 году былъ изданъ указъ, рѣшительно уничтоживш³й такъ называемыя "разводныя письма". У славянъ, сохранившихъ остатки старинныхъ нравовъ, напр. черногорцевъ, гражданск³й разводъ существуетъ и въ наши дни. Обрядъ его приблизительно тотъ же, что описывали старинные путешественники для Малоросс³и XVII вѣка. Символомъ расторгаемаго брака является ткань, - поясъ или кусокъ полотна - которую супруги тянутъ въ разныя стороны, покуда она не лопнетъ. Послѣ этого и браку конецъ, и жена возвращается въ свой дѣвич³й домъ, вмѣстѣ съ приданымъ. Если она была замужемъ болѣе десяти лѣтъ, то мужъ обязанъ платить ей пожизненную пенс³ю, въ размѣрѣ, опредѣляемомъ м³ровою сходкою. Славянск³й институтъ полюбовнаго развода былъ настолько народенъ, что - мы увидимъ впослѣдств³и - онъ приспособилъ къ своимъ потребностямъ даже и воинствующую противъ него церковь. Удѣльный пер³одъ подготовилъ и выработалъ ту оригинальную форму развода черезъ пострижен³е въ монашество, злоупотреблен³е которою современные путешественники изъ Европы отмѣчали единогласно, какъ одну изъ самыхъ характерныхъ особенностей московской Руси.

   Итакъ, славянская женщина, порабощаясь, узнавала постепенно опеку мужа, опеку рода, но половой опеки - опеки только за то, что она женщина, a не мужчина, столь свойственной гератанскому праву, она не узнала. Вамъ, конечно, извѣстно, что родовой бытъ классифицируется двумя преемственными подраздѣлен³ями, въ зависимости отъ того - господствуетъ ли въ немъ начало материнское или отцовское, ведутъ ли свое родослов³е потомки колѣнами, исходящими отъ праматери, или исходящими отъ праотца. Въ первомъ случаѣ, родъ называется когнатическимъ, утробнымъ; во второмъ случаѣ - агнатическимъ. Родовая опека надъ славянскою женщиною - уже агнатическая, но сохранила въ себѣ очень много чертъ когнатизма, говорящихъ о томъ, что древн³я предан³я матр³архата, женовластительства были, въ эпоху правовой формировки, если даже изжиты уже, то не забыты народомъ. Въ особенности сказывается это обстоятельство въ оригинальномъ институтѣ "материнской власти", materna potestas, бытовая наличность котораго выдѣляетъ славянск³я права изъ всѣхъ другихъ въ средневѣковьѣ. И съ такою яркостью, что нѣкоторые исто