Добролюбов Николай Александрович - Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников

  

  

   Н. А. Добролюбов в воспоминаниях современников.- Вступ. статья Г. Елизаветиной; Сост., подгот. текста и коммент. С. Рейсера.- М.: Худож. лит., 1986. (Лит. мемуары.)

   OCR Бычков М. Н.

  

  

  

   Г. Елизаветина. Современники о Добролюбове

  

  

   М. И. Благообразов. Письмо к Н. Г. Чернышевскому. 4 декабря 1861 г. Нижний Новгород. Отрывок

   М. А. Костров. I. Письмо к Н. Г. Чернышевскому. 19 декабря 1861 г. <Нижний Новгород). Отрывок. II. Письмо к Н. Г. Чернышевскому. <Февраль (?) 1862 г. Нижний Новгород. Отрывок>

   М. Е. Лебедев. Воспоминания о Н. А. Добролюбове. Отрывки

   И. М. Сладкопевцев. Из воспоминаний о Н. А. Добролюбове

   П. И. Мельников-Печерский. Заметка о покойном Н. А. Добролюбове (К издателю "Северный пчелы")

   В. И. Глориантов. Воспоминания о Николае Александровиче Добролюбове

  

  

   М. И. Шемановский. Воспоминания о жизни в Главном педагогическом институте 1853-1857 годов

   Б. И. Сциборский. Письмо к Н. Г. Чернышевскому. 10 февраля 1862 г.

   А. А. Радонежский. <Воспоминания о Н. А. Добролюбове>

   А. П. Златовратский. I. <Из воспоминаний>. II. Письмо к Н. Г. Чернышевскому. 10 февраля <1862 г.> Суббота. Отрывок

   Д. В. Аверкиев. Русский публицист (Памяти Н. А. Добролюбова). Отрывок

  

  

   Н. Г. Чернышевский. I. Материалы для биографии Н. А. Добролюбова. Отрывки. II. Воспоминания о начале знакомства с Н. А. Добролюбовым. III. Письмо А. Н. Пыпину. <Вилюйск. 25 февраля 1878 г.> Отрывок. IV. Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым (Ответ на вопрос). Отрывки

   А. Я. Панаева (Головачева). Воспоминания. Отрывки

   М. А. Антонович. Из воспоминаний о Николае Александровиче Добролюбове

   А. Н. Пыпин. Мои заметки. Отрывки

   И. Д. Новицкий. Из далекого минувшего. Отрывок

   Н. А. Татаринова-Островская. Воспоминания. Отрывки

   В. И. Модестов. Н. А. Добролюбов. Воспоминания о личности и взгляд на писателя. Отрывок

   П. И. Вейнберг. <Воспоминания о Добролюбове. Репортерское изложение> Отрывок

   В. И. Никитин. Воспоминания. Отрывок

   А. В. Никитенко. Дневник. 24 июля 1860г. Отрывок

   Марко Вовчок (М. А. Маркович). Письмо к Б. А. Марковичу, 10 сентября 1887 г. Отрывок

   А. П. Лятковский. Николай Александрович Добролюбов (Биографический очерк). Отрывок

   Д. П. Сильчевский. К биографии Н. А. Добролюбова. Отрывки

   Н. Н. Златовратский. Детские и юные годы. Воспоминания 1845-1864 гг. Юные годы. Отрывок

  

  

   В. А. Добролюбов. Памяти брата

   Л. Н. Самсонов. Пережитое. Мечты и рассказы русского актера. 1860-1878. Отрывок

   К. В. Лаврский. I. Отрывочные воспоминания о детстве. Отрывок. II. Мысли вслух. Отрывок

   Е. А. Стеклова. Письмо К Н. Г. Чернышевскому. Москва. 23 мая 1889 г. Отрывки

   А. Я. Панаева (Головачева). Воспоминания. Отрывки

   И. П. Мазуренко. Из литературных воспоминаний. Отрывок

   Н. В. Шелгунов. Из прошлого и настоящего. Отрывок

   Н. А. Некрасов. Посмертные стихотворения Н. А. Добролюбова. Отрывки

   И. И. Панаев. По поводу похорон Н. А. Добролюбова. Отрывки

   Н. Я. Николадзе. Воспоминания о шестидесятых годах. Отрывки

   Н. В. Рейнгардт. I. Памяти Н. А. Добролюбова. Отрывок II. Н. Г. Чернышевский (По воспоминаниям и рассказам разных лиц). Отрывок

   В. А. Обручев. Из пережитого. Отрывки

  

  

   Н. А. Некрасов, И. И. Панаев, Н. А. Обручев, Н. Г. Чернышевский. Некролог ("Северная пчела")

   Н. Г. Чернышевский. Н. А. Добролюбов ("Современник")

   А. С. Гиероглифов. Похороны Н. А. Добролюбова ("Русский мир")

   А. И. Герцен. Кончина Добролюбова ("Колокол")

   Неизвестный автор. Николай Александрович Добролюбов. Некролог ("Время"

   П. И. Вейнберг. Что нового в Петербурге? ("Век") Отрывок

   В. Р. Зотов. Некролог ("Иллюстрированный семейный листок")

   Неизвестный автор. Некролог. Н. А. Добролюбов ("С.-Петербургские ведомости"). Отрывок

   Неизвестный автор. Некролог ("Русский инвалид")

   NN. Николай Александрович Добролюбов ("Северная пчела")

   Донесение агента III Отделения о похоронах Добролюбова

  

  

  

   Н. А. Некрасов. Двадцатое ноября 1861 года

   Памяти Добролюбова

   М. Л. Михайлов. Памяти Добролюбова

   А. Н. Плещеев. "Ты жаждал правды, жаждал света..."

   Г. Н. Жулев. В мастерской фотографа. Памяти Н. А. Добролюбова

   П. Ф. Якубович. "Друзья! В тяжелый миг сомненья..."

  

   Комментарии

   Алфавитный указатель имен и названий

  

  

  

   Отношения ведущего критика журнала "Современник" с его современниками, в том числе и с теми из них, кто впоследствии оставит свои мемуары, были далеко не простыми. Они определялись, как это и всегда бывает, когда речь идет о человеке выдающемся, не только личными свойствами, но и направлением, содержанием его деятельности. Убежденный в неизбежности и необходимости революционного преобразования России, видевший в литературе могущественное средство пробуждения общественного самосознания, Добролюбов и в сфере частной своей жизни не был способен на компромиссы. Идеи, которые он проповедовал, сила его слова, благородство и сдержанная страстность натуры делали его идеалом для одних; те же самые качества способствовали полному неприятию его личности и деятельности для других.

   "Говорят, что мой путь - смелой правды - приведет меня когда-нибудь к погибели. Это очень может быть; но я сумею погибнуть недаром" {Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах, т. 9. М.-Л., Гослитиздат, 1964, с. 254.}. Слова юноши Добролюбова, а они сказаны, когда ему было едва двадцать лет, вновь, уже с сознанием сбывшегося предчувствия, прозвучали в его предсмертном стихотворении:

  

   Милый друг, я умираю

   Оттого, что был я честен;

   Но зато родному краю,

   Верно, буду я известен.

  

   К стихотворению, с его пафосом самоотвержения во имя высокой цели, нельзя относиться лишь как к проявлению индивидуальной настроенности. Этот же пафос определил судьбу многих и многих, видевших в Добролюбове Учителя в самом высоком смысле слова. Отдававшие жизни во имя будущего своей страны, они были убеждены, что недалеко уже то "время, когда будет по справедливости оценен Добролюбов", помогавший им "смотреть без страха и трепета в это будущее": ведь все они сами принимали участие в борьбе за его "победу" {Бибиков П. А. О литературной деятельности Н. А. Добролюбова. СПб., 1862, с. 110.}. Для них Добролюбов был - и остался навсегда - одним из тех незабываемых людей, сама память о которых облагораживает. "Философ, критик, публицист, поэт, глубокий мыслитель и едкий сатирик - он, бесспорно, принадлежал к высшему разряду "избранных натур",- натур, отмеченных печатью гения" {Шестидесятые годы. Материалы по истории литературы и общественному движению. М.-Л., Изд-во АН СССР, 1940, с. 226.},- писал в начале 1880-х годов революционер-народник П. Н. Ткачев. Воспоминания единомышленников и последователей Добролюбова, если они знали его лично, окрашены чувством восхищенного, а часто и благоговейного уважения.

   Другие, высоко оценивая прежде всего талантливость Добролюбова, сожалели о направлении, в котором он ее использовал. Их отношение к Добролюбову - независимо от того, нравился или не нравился им он как человек,- определяется уверенностью в его одаренности и сомнением в правильности выбранного Добролюбовым пути, сочувствием тому, что так быстро "сгорел" один из плеяды блистательных русских критиков и - в то же время - неприятием его взглядов. Наиболее определенно эта позиция выражена в письме Тургенева от 11/23 декабря 1861 года. "Я пожалел о смерти Добролюбова,- писал он И. П. Борисову,- хотя и не разделял его воззрений: человек был даровитый - молодой... Жаль погибшей, напрасно потраченной силы!" {Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах, Письма, т. 4, М.-Л., Изд-во АН СССР, 1962, с. 316.}

   И, наконец, были и такие, для которых личность Добролюбова, его деятельность революционера, критика, публициста оказались неприемлемы до враждебности, до озлобленного отрицания всех его достоинств. Иногда явно, иногда завуалированно прослеживается в мемуарах и подобный настрой.

   Собранные вместе воспоминания о Добролюбове именно потому, что они так отличаются друг от друга по своему характеру, не только дают возможность нам представить себе черты живого человека, но и помогают восстановить накаленную атмосферу эпохи, в которой Добролюбов действовал, обретая в пылу идейной борьбы друзей и врагов.

  

  

   Краткость жизни Николая Александровича Добролюбова, всего лишь двадцать пять лет (родился 24 января/5 февраля 1836 года в Нижнем Новгороде, а умер 17/29 ноября 1861 года в Петербурге), не могла не наложить специфического отпечатка на мемуарные свидетельства, и даже на самое их количество. Оно сравнительно невелико, и, за некоторыми исключениями, настоящий сборник исчерпывает их. Возможно, и будут найдены новые материалы, но вряд ли обширные.

   Среди сохранившегося совсем нет мемуарных книг большого объема, посвященных только Добролюбову, какие существуют, например, о Л. Н. Толстом. Воспоминания о Добролюбове чаще всего кратки, фрагментарны, что также связано с некоторыми особенностями его жизненного пути. Его жизнь четко может быть разделена на несколько сфер; существование внутри каждой из них было достаточно замкнутым, чтобы ограничить число лиц, с которыми общался Добролюбов. Отцовский священнический дом, семинария, Главный педагогический институт, время, проведенное в Италии. Лишь годы сотрудничества в "Современнике" заметно расширили круг личных связей и знакомств Добролюбова, но при его скрытном характере и это "расширение" было весьма относительным. Добролюбов имел обширную читательскую аудиторию - и узкий круг близких людей.

   В совокупности воспоминания современников о Добролюбове хронологически охватывают всю его жизнь, и сборник построен в соответствии с ее важнейшими этапами: "В Нижнем Новгороде", "В Петербурге. В Главном педагогическом институте", "Современник". Поездка в Старую Руссу. За границей", "Возвращение в Петербург. Болезнь и смерть".

   Есть и еще одна существенная особенность мемуарного материала о Добролюбове. Во многих случаях он был написан не стихийно. Огромную роль в его собирании и появлении сыграл соратник Добролюбова, его старший друг {Кстати, заметим, что разница в возрасте между ними - всего 8 лет - потому и казалась значительной им (а позже - нам), что оба были молоды во время своего знакомства. Проживи Добролюбов долее, она, несомненно, сгладилась бы.} - Н. Г. Чернышевский. Свое понимание значения Добролюбова для России ярко и точно сформулировал он в словах некролога: "Ему было только 25 лет. Но уже четыре года он стоял во главе русской литературы,- нет, не только русской литературы,- во главе всего развития русской мысли".

   А в той части некролога, которая в свое время не могла быть напечатана, Чернышевский восклицал: "О, как он любил тебя, народ! До тебя не доходило его слово, но когда ты будешь тем, чем котел он тебя видеть, ты узнаешь, как много для тебя сделал этот гениальный юноша, лучший из сынов твоих".

   Через два месяца после кончины Добролюбова Чернышевский публикует в первом номере "Современника" за 1862 год "воззвание" к людям, знавшим Добролюбова. "Ко всем бывшим товарищам Николая Александровича и к его друзьям обращаюсь я,- писал Чернышевский,- с просьбою: сообщать мне свои воспоминания о нем и передать мне на время те его письма и бумаги, которые сохранились у них. Смею уверить, что всеми сообщаемыми мне воспоминаниями и документами я буду пользоваться для печати лишь настолько, насколько мне будет разрешено лицом, сообщившим этот материал" {Современник, 1862, No 1, с, 319.}.

   В том же "Современнике" Чернышевский помещает первые собранные им "Материалы для биографии Н. А. Добролюбова", снабжая их своими примечаниями, которые представляют собой большую историко-литературную, общественную и психологическую ценность, так как в них отразилось не только понимание роли и значения Добролюбова-критика, публициста, но и понимание Добролюбова-человека. Примечания Чернышевского, в частности к опубликованным им отрывкам из добролюбовского дневника, принадлежат к тем немногим мемуарным свидетельствам, которые приоткрывают нам недоступный для постороннего взгляда внутренний мир Добролюбова, глубину и борение его чувств.

   Начав работу над биографией Добролюбова в 1862 году, Чернышевский продолжал ее и по возвращении из ссылки, более чем через два десятилетия после кончины своего друга и соратника.

   Существенные стороны жизни Добролюбова освещены Чернышевским в разных по форме документах. К ним относятся не только "Материалы...", но и "Воспоминания о начале знакомства с Н. А. Добролюбовым". Написанные в 1886 году, они представляют собой письмо к А. Н. Пыпину. "Воспоминания об отношениях Тургенева к Добролюбову и о разрыве дружбы между Тургеневым и Некрасовым" - мемуарный очерк, ценнейший источник сведений о круге "Современника" и его деятелях в конце 50-х - начале 60-х годов XIX века. Место Добролюбова в этом кругу, последние годы жизни критика очерчены мемуаристом живо и выразительно, хотя о многом Чернышевскому приходилось умалчивать, в частности о революциовной деятельности Добролюбова; {См.: Прийма Ф. Я. Н. А. Добролюбов и русское освободительное движение.- Русская литература, 1963, No 4.} некоторые же детали за давностью лет стерлись в памяти Чернышевского и могут быть в какой-то мере восстановлены по не вошедшим в настоящий сборник статьям, заметкам и письмам Чернышевского, также имеющим мемуарный характер: "В изъявление признательности", письмо к Т. К. Грюнвальд от 10 февраля 1862 года, письма к О. С. Чернышевской, в которых не раз упоминается имя Добролюбова. "Я любил его,- писал Чернышевский жене в 1878 году из Вилюйска,- сильнее, чем Сашу или Мишу... {Сыновья Чернышевского.} Обижайся за них. Но, сколько я могу разобрать мои чувства, это так: тогда я любил их меньше, нежели его" {Чернышевский Н. Г. Полн. собр. соч. и писем в 16-ти томах, т. 15. М., Гослитиздат, 1950, с. 292.}.

   В сущности, "мемуарен" и образ Левицкого в романе "Пролог". Чернышевский не скрывал, как много в нем черт Добролюбова, даже событий из его жизни.

   Уже в 80-е годы Чернышевский, вернувшись из Сибири, обратился с просьбой к сестрам и брату Добролюбова прислать все, что может помочь в продолжении работы над биографией Добролюбова. "...Через десятки лет,- писал он В. А. Добролюбову,- когда исчезнут наши личные интересы и вступит в полные свои права интерес истории русской жизни того периода, деятелем которого был Ваш брат, русская публика будет благодарна Вам за Ваш труд в полном его размере" {Там же, с. 837.}.

   Нелегкие обстоятельства последних лет жизни Чернышевского не позволили ему довести до конца задуманное, не дали возможности написать биографию покойного друга. Но и то, что Чернышевский успел сделать,- бесценно.

  

  

   Влияние идей Добролюбова, его критических статей иа литературный процесс было настолько значительным, такие острые вопросы русской действительности затрагивались критиком по ходу анализа художественных произведений, выводы, к которым подводил он читателя, были настолько радикальны и смелы, что статьи, подписанные одним из псевдонимов Добролюбова: Бов, Лайбов и т. д. (своим именем он не подписывался) неизменно вызывали огромный общественный интерес, становились событием даже и для противников критика. В январе 1860 года А. Н. Плещеев сообщал Добролюбову: "Я начинаю замечать, что несмотря на вражду московских публицистов к "Современнику", они ужасно интересуются Вашей личностью. Все расспрашивают - что Добролюбов - какой он... как он, что он?" {Русская мысль, 1913, No 1, с. 140.}

   Не разделявший многих воззрений Добролюбова, его оппонент, когда речь заходила о понимании цели и назначения искусства, Ф. М. Достоевский, писал в статье "Г-н - бов и вопрос об искусстве": "...критические статьи "Современника", с тех пор, как г-н - бов в нем сотрудничает, разрезываются из первых, в то время когда почти никто не читает критик,- уже одно это ясно свидетельствует о литературном таланте г. - бова. В его таланте есть сила, происходящая от убеждения" {Достоевский Ф. М. Полн. собр. соч. в 30-ти томах, т. 18. Л., Наука, 1978, с. 81.}.

   Почти каждая статья Добролюбова либо сама вызывала полемическую бурю, либо была, в свою очередь, участием в ней. Конечно, это накладывало определенный отпечаток на восприятие личности Добролюбова его современниками, причем в значительной мере искажая его. Полемические статьи не обходились, как водится, без личных выпадов, и если собрать те высказывания о Добролюбове, которые в них содержатся, то перед нами возник бы образ человека фанатичного и вместе с тем сухого, лишенного слабостей и привязанностей. Подобное ошибочное мнение широко было распространено в среде писателей и журналистов, поэтому Д. В. Григорович в своих "Литературных воспоминаниях" без тени сомнения писал о "Современнике": "Во главе журнала как критик, дававший камертон направлению, находился Добролюбов, весьма даровитый молодой человек, но холодный и замкнутый" {Григорович Д. В, Литературные воспоминания. <М.>, Гослитиздат, 1961, с. 158.}.

   И совершенно не случайно, опровергая подобные суждения, через все воспоминания Чернышевского о Добролюбове проходит красной нитью утверждение: "Он был человек чрезвычайно впечатлительный, страстный, и чувства его были очень порывисты, глубоки, пылки".

   В литературоведческих работах, с большей или меньшей обстоятельностью и объективностью, осмыслен творческий путь Добролюбова, изучена его биография. Сам ход времени, наконец, указал то место, которое занимает Добролюбов в русской культуре, в русской истории. Но ценность мемуарных свидетельств осталась при этом непреходящей. При чтении воспоминаний ощущается еще не покрытое "хрестоматийным глянцем" отношение современников к Добролюбову. Они включают сведения, которые не содержатся в официальных документах. Это помогает нам восстановить индивидуальный облик человека, особенности его речи, привычки, те "мелочи" жизни, которые придают представлению о ней конкретный характер. Глубоко верна мысль Добролюбова: "Десяток живых современных черт объяснят историку целый период гораздо лучше, нежели двадцатилетние изыскания в архивной пыли..." {Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах, т. 1, с. 109.}

   Добролюбов высоко ценил мемуарные жанры, полагая, что они равно много дают и для понимания общества и для понимания человека. Общества, потому что лишь знание прошлого способствует подлинно многостороннему воззрению на настоящее и будущее; человека - потому что рассказ о действительно пережитом, о внутренней своей жизни обогащает представление о сложном мире человеческой души. Добролюбов и сам вел дневник. Из откровенных записей становится ясно, как серьезно относился он к жизни, как много надежд возлагал на нее и с какой горячностью откликался на все, что его задевало: будь то исполненная поэзии проза Тургенева или события дружеского круга. Этот юношеский дневник обнажает истоки чувств и мыслей, из которых впоследствии сформировался особый стиль статей Добролюбова - сплав эмоционального и рационалистического.

   Содержательности мемуарного повествования Добролюбов придавал такое большое значение, что любые сокращения в нем казались ему неправомерными, ведущими к утратам, значимость которых трудно предусмотреть. "Такого рода сокращения можно делать в посредственных драмах для сцены да в легких произведениях беллетристики,- писал он.- Но в истинном историческом повествовании каждая подробность может при случае пригодиться, если не тому, так другому" {Добролюбов Н. А. Собр. соч. в 9-ти томах, т. 2, с. 296.}.

   Добролюбов верил, что "простая правда... воспоминаний" {Tам же, с. 294.} в конце концов должна восторжествовать над выдумкой, клеветой, над стремлением исказить действительность.

  

  

   В какой мере оправдывают надежды Добролюбова воспоминания о нем самом? Кем были люди, оставившие их?

   Естественно было бы предположить, что большинство составят те, кто занимался литературным трудом. Действительно, среди мемуаристов - писатели, критики, публицисты: М. А. Антонович, Д. В. Аверкиев, П. И. Вейнберг, М. Вовчок, Н. Н. Златовратский, Н. А. Некрасов, Н. Я. Николадзе, А. В. Никитенко, П. И. Мельников-Печерский, А. Я. и И. И. Панаевы, А. П. Пятковский, Н. В. Шелгунов...

   Учителями, чиновниками стали многие из тех, с кем учился Добролюбов в Главном педагогическом институте, в том числе такие близкие ему люди, как М. И. Шемановский и Б. И. Сциборский.

   Интересные сведения и наблюдения содержатся в "заметках" видного ученого, литературоведа А. Н. Пыпина, актера М. Н. Самсонова. Особое место занимают воспоминания родных Добролюбова и его ученицы Н. А. Татариновой-Островской. Здесь множество таких "деталей" жизни, внешнего облика, поведения Добролюбова в быту, его отношения к близким людям и посторонним, которые трудно отыскать у других мемуаристов.

   Писавшие о Добролюбове принадлежали к разным идейным направлениям; отличается и уровень их нравственных требований; объединяет их, пожалуй, одно - к какому бы сословию они ни принадлежали по своему происхождению - их дальнейшая жизнь, за редкими исключениями,- жизнь трудовой русской интеллигенции, которую вел, в сущности, и сам Добролюбов. В этом смысле материалы сборника достаточно однородны, что также отличает его от мемуарных сборников, посвященных, например, И. С. Тургеневу, Л. Н. Толстому или М. Е. Салтыкову-Щедрину, сближая, напротив, со сборниками "В. Г. Белинский в воспоминаниях современников" (в меньшей мере) и "Н. Г. Чернышевский в воспоминаниях современников" (в значительной степени).

   При этом речь, конечно, может идти не о качестве мемуарного материала в целом, но о его социальном аспекте, что, разумеется, важно для характеристики и понимания содержания сборника.

   Добролюбов был в числе первых разночинцев, не только выступивших на арене общественной жизни, но и возглавивших революционное течение в ней. Соотнесение его с этой деятельностью явно или в подтексте проходит почти через все воспоминания, придавая им своеобразное эмоциональное напряжение, даже драматизм. К тому же для некоторых из мемуаристов, знавших Добролюбова в детстве и юности, лишь после его кончины открылось, что Бов - и есть Добролюбов. Тогда становится понятным особое чувство, с которым оглядывались они на прошлое, желая найти в нем провозвестие будущей необычной судьбы Добролюбова.

   Таким образом, по разным причинам, значительным и не очень, мы не найдем "спокойных" воспоминаний в этом сборнике. Не допускали бесстрастия и масштабы личности и деятельности Добролюбова.

   Уже в воспоминаниях о его ранних годах прежде всего выделяется пишущими то, что отличало Добролюбова от сверстников. В этом ощущается весьма и весьма понятное, в общем даже традиционное, желание мемуаристов в ретроспективе увидеть то, что как будто бы с самого начала указывало на "избранность" героя воспоминаний {Кстати, отрицание "выдающихся" черт личности в детстве, в конце концов, послужило бы тому же.}, на "предначертанность" его выдающейся роли в будущем. И определенные основания для этого, конечно, были. Рано пробудившийся ум Добролюбова, его незаурядная, уже в детские годы, начитанность, необычная для ребенка серьезность внушают интерес и уважение к нему со стороны взрослых и сверстников в уездном духовном училище и в семинарии. "Его талантливая натура", отметит учитель Добролюбова, а впоследствии муж его сестры М. А. Костров, "рано начала сказываться".

   Атмосфера родного дома, отец и мать Добролюбова, если и не могли сильно способствовать, то и не мешали развитию сына. Люди простые и добрые, но без образования, они, по свидетельству родственников Добролюбова и его учителей, гордились одаренностью сына. "Смерть родителей и особенно, кажется, матери, на руках которой он рос до семнадцати лет неотлучно от нее, для которой и он был любимым сыном, и не только сыном, но и лучшим другом, потому что отец по службе своей чаще всего отсутствовал, и которую и сам он любил, как другому не удастся так любить, была таким ударом для него, от которого он не опомнился до смерти своей",- пишет Костров. Даже атеизм Добролюбова связывает Костров с утратой юношей отца и матери, с их ранней, неожиданной смертью.

   Забота об оставшихся сиротами двух братьях и пятерых сестрах рано сделала Добролюбова взрослым.

   Из воспоминаний товарищей Добролюбова по Главному педагогическому институту явствует, что ими всеми достаточно быстро были осознаны те особенности личности Добролюбова, которые сделали его центром дружеского кружка: чувство собственного достоинства, готовность прийти на помощь товарищам, доброта и безупречная порядочность. Отмечается мемуаристами цельность натуры Добролюбова, позволившая ему рано определить свой путь. "В деле общем он никогда не задумывался насчет выбора дороги, а шел прямо, открыто, честно,- вспоминал один из ближайших друзей Добролюбова Шемановский.- Выжидать удобной минуты, действовать медленно и осторожно не было в его характере. Мысль об опасностях, о возможности испортить свою карьеру не приходила, кажется, ему и в голову, когда он был еще студентом. Здесь он опасался больше за других, чем за себя, и в этих опасениях было что-то дружеское, родственное, братское".

   Некоторые из однокурсников Добролюбова, впоследствии занявшие враждебные ему, "охранительные" позиции, выражая сомнение в плодотворности критической деятельности Добролюбова, тем не менее навсегда сохранили память о нравственном воздействии его личности. Так, А. А. Радонежский писал: "Немалую долю в вынесенных из студенческой жизни добрых началах товарищи Николая Александровича заняли из его прекрасной, даровитой, любимой нами всеми до страсти благородной души".

   Годы в Главном педагогическом институте были нелегкими для Добролюбова. Мелочный надзор, придирки, словом, то, о чем справедливо заметил в своих воспоминаниях Сциборский: "Бывает же в жизни такая обстановка, о которой и рассказать нечего по микроскопичности явлений, совершающихся в ней... между тем эти-то пустяки в совокупности, беспрерывно повторяясь, производят такое одуряющее тяжелое впечатление, образуют такую удушливую атмосферу, что, освободившись от нее, сам удивляешься, как это можно было вынести в продолжение четырех лет всю тяжесть самых пошлейших стеснений, самых нелепых требований".

   К тому же - частое недоедание, отсутствие самого необходимого. Сциборский вспоминал, как "жутко приходилось... в трескучие петербургские морозы в холодной казенной шинельке" "путешествовать с Васильевского острова в Публичную библиотеку и обратно".

   Добролюбов не только вынес эту жизнь, но и смог противостоять ей. Кружок, вокруг него объединившийся, жил идейными и литературными интересами: читались сочинения Белинского, Герцена, Некрасова, "Очерки гоголевского периода русской литературы" Чернышевского. "Вопросы о судьбе нашей родины поглощали все наши мысли и чувства",- вспоминал один из участников кружка. Выпускалась ими и рукописная газета "Слухи", в которую помещались все те сведения о злоупотреблениях, о политических событиях, которые не публиковались органами официальной печати. Добролюбов был активнейшим редактором и автором газеты.

   В те же институтские годы началась литературная деятельность Добролюбова. Он пробует себя в прозе и в стихах. Среди последних уже тогда - немало сатирических. Многие из стихотворений - "На юбилей Н. И. Гречу", "Ода на смерть Николая I" и другие - ходили в списках по Петербургу.

   Еще студентом Добролюбов знакомится с Чернышевским и начинает сотрудничать в журнале "Современник". Статья Добролюбова "Собеседник любителей российского слова" послужила началом первой в его критической деятельности полемике (с А. Д. Галаховым) и показала, что в журнал пришел новый, многообещающий критик. "Кто такое г-н Лайбов, автор статьи о "Собеседнике"? - спрашивает Тургенев В. П. Боткина из Парижа в письме от 25 октября / 6 ноября 1856 года. И о том же - 29 октября/10 ноября - И. И. Панаева: "...Статья Лайбова весьма дельна (кто этот Лайбов)"? {Тургенев И. С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. Письма, т. 3, с. 23, 27.}

  

  

   Те немногие годы, что еще оставались Добролюбову, были заполнены работой для журнала "Современник". Естественно, что наиболее разнообразны и количественно превосходят другие разделы мемуарные свидетельства, связанные именно с этим, важнейшим, этапом жизни Добролюбова.

   Став во главе отдела критики и библиографии журнала, Добролюбов неуклонно и страстно защищает, по его собственному выражению, "партию народа в литературе". Идейная борьба, которую он ведет, определяет не только пафос, но и стиль его статей, полемически заостряет его высказывания. "По его мнению,- свидетельствует Антонович,- журнал должен брать для библиографии только такие сочинения, которые или не согласны, или же согласны с его направлением; в первом случае он имеет возможность опровергать враждебные мысли, подрывать, осмеивать, унижать их, во втором же случае ему предоставляется предлог повторить свои собственные мысли, напомнить о них, разъяснить, подтвердить или усилить их".

   Добролюбов не знал сомнений в правильности выбранного пути, не знал вольных или невольных отклонений от него, а тем более противоречий между словом и делом. Нельзя думать, однако, что ему не были знакомы внутренние терзания. Стихотворения Добролюбова, его признания друзьям говорят о том, как мучила его мысль о грандиозности поставленной им перед собой цели и недостатке сил для ее исполнения. А между тем современников больше всего и поражала в его личности, по признанию Шелгунова, "сосредоточенная, замкнутая сила". Размышляя над тем, что выделяло Добролюбова из круга его современников, в числе которых было немало людей замечательных, Антонович писал: "Но что особенно возвышало его над обыкновенными выдающимися людьми, что составляло его характерную отличительную особенность, что возбуждало во мне удивление, почти даже благоговение к нему,- это страшная сила, непреклонная энергия и неудержимая страсть его убеждений. Все его существо было, так сказать, наэлектризовано этими убеждениями, готово было каждую минуту разразиться и осыпать искрами и ударами все, что заграждало пути к осуществлению его практических убеждений. Готов он был даже жизнь свою положить за их осуществление".

   Никакие личные отношения не способны были заставить Добролюбова изменить тому, что он считал верным. Революционные убеждения критика, его представления о назначении литературы не могли не приводить к непримиримым конфликтам с некоторыми сотрудниками "Современника", в частности, с одним из наиболее замечательных из них - Тургеневым.

   Конфликту между Добролюбовым и Тургеневым, разрыву последнего с "Современником" под предлогом недовольства статьей Добролюбова "Когда же придет настоящий день?" мемуаристы уделяют очень много внимания. Некоторые из них ищут корни разрыва в психологической несовместимости, как мы бы сейчас сказали, Добролюбова и Тургенева, но большинство современников понимало: истинные причины носят мировоззренческий характер, что хотя "все... одинаково желают лучшего и стремятся к улучшениям, но представления об этих улучшениях" и способах их достижения "весьма различны". Антонович замечает в этой связи: "...могло казаться, как и казалось многим, что Добролюбов своею непочтительностью, своими резкостями и дерзостями был яблоком раздора и главным виновником раскола между старым и молодым поколением литераторов как в самом "Современнике", так и вне его. Но это совсем неверно. Причины раскола лежали гораздо глубже и были гораздо серьезнее, чем личные отношения между литераторами. Раскол неизбежно произошел бы, если бы даже Добролюбов был изысканно любезен и преданнически почтителен со старшими литераторами".

   Впоследствии Тургенев писал в своих воспоминаниях, что он "высоко ценил" Добролюбова "как человека и как талантливого писателя". И нет никаких оснований сомневаться в этом. Время унесло остроту разногласий, и Тургенев понял, что статья "Когда же придет настоящий день?" была "самой выдающейся" {Тургенев И, С. Полн. собр. соч. и писем в 28-ми томах. Сочинения, т. 14, с. 99, 304.} среди всех критических отзывов о романе "Накануне".

   Воспоминания современников не могут, конечно, исчерпать всю полноту и сложность отношений Добролюбова с писателями его времени. Так, мы узнаем из записок Н. Д. Новицкого о посещениях критика Островским, о словах признательности, сказанных драматургом в адрес Добролюбова, но рассказ Новицкого так краток, что, очевидно, нуждается в дополнениях. Ведь уже современникам Добролюбова было ясно: "чем Белинский был для Гоголя, то Добролюбов для Островского" {Бибиков П. А. О литературной деятельности Н. А. Добролюбова, с. 48.}. Поэт-петрашевец А. Н. Плещеев, касаясь роли Добролюбова в осмыслении русской критикой и читателями произведений Островского и Тургенева, писал в 1860 году: "...мы осмеливаемся считать г. - бова лучшим из современных наших критиков. Нам кажется, что нельзя глубже и вернее анализировать характеры в романе "Накануне" или комедиях Островского, как это сделал г. - бов" {Заметки кое о чем.- Московский вестник, 1860, No 42.}.

   В воспоминаниях содержатся сведения о встречах Добролюбова с И. А. Гончаровым, Д. В. Григоровичем, А. Ф. Писемским, П. В. Анненковым и многими другими писателями, поэтами, критиками, бывавшими в редакции "Современника". Мемуаристами приводятся любопытные детали и наблюдения, но чтобы получить более полное представление о непростых, многоаспектных отношениях Добролюбова со многими из его выдающихся современников необходимы тщательные дополнительные разыскания, обращение к другим источникам: письмам той эпохи, статьям и т. д. Иногда же не было или почти не было личных контактов, но связи - и важные - имели место. Таков был, например, своеобразный "обмен" статьями между Достоевским и Добролюбовым: "Г-н - бов и вопрос об искусстве" - "Забитые люди". Похожий характер носили отношения с Герценом. Еще в Главном педагогическом институте были найдены у Добролюбова герценовские издания. Герцен принадлежал к людям, наиболее чтимым Добролюбовым. С юности интересовался Добролюбов сочинениями Герцена. Именно из воспоминаний современников узнаем мы, что Добролюбов был одним из корреспондентов "Колокола", из них же - о потрясении, испытанном критиком, когда он прочитал статью Герцена "Very dangerous!!!", направленную против Добролюбова, и о последующем выяснении позиций "Современника" и "Колокола" в споре. Однако сложность отношений Добролюбова и Герцена только по мемуарным свидетельствам, конечно, осмыслена быть не может.

   Воспоминания современников - и это понятно - чрезвычайно глухо говорят о революционной деятельности Добролюбова, мемуаристы прибегают нередко к "эзопову языку", который, впрочем, всем тогда был понятен. И когда Некрасов подчеркивал, что Добролюбов "сознательно берег себя для дела", было ясно, что не просто "дело", но дело - революционное.

   Не много знают мемуаристы и о пребывании Добролюбова в Италии в конце 1860-го - начале 1861 года, хотя имеются данные, что он интересовался итальянским освободительным движением.

   Есть и еще сферы жизни Добролюбова, мало освещенные мемуаристами. Его критические статьи в "Современнике", пародии в "Искре" и "Свистке" - все это было на виду и доступно. Но дела личные - при замкнутости характера Добролюбова - оставались часто скрытыми даже от таких близких людей, каким был Чернышевский. Мы немного знаем о "жизни сердца" Добролюбова; счастливой во всяком случае она не была. Два-три женских имени. И всегда - разлука...

   Добролюбов редко приоткрывал свой внутренний мир, редко кого впускал в него. Добролюбов - критик, публицист, Добролюбов-учитель достаточно ярко вырисовывается из воспоминаний; хорошо можно представить себе и Добролюбова в повседневном общении: в редакции "Современника", с однокурсниками, с родными. Но что стояло за этим, какие чувства и настроения - о них можно отчасти судить по его стихотворениям, по письмам, по некоторым страницам статей, по немногим свидетельствам людей, подобно А. Я. Панаевой сумевшим ближе других подойти к Добролюбову, завоевать его доверие, услышать его признания. В воспоминаниях Панаевой мы видим Добролюбова, противостоящего окололитературным дрязгам, пренебрегающего своим бытом, заботливого брата, человека, который тянулся к сердечному теплу и очень мало получил его в своей короткой жизни.

   Последние месяцы Добролюбова были трагичны. На страну надвигалась новая волна политической реакции, надежда на революцию, которой страстно ждал Добролюбов, рухнула. Цензура беспощадно уродовала статьи. "В близких к Добролюбову кругах был переполох и царствовало уныние,- вспоминал Антонович.- Распространялись самые нерадостные вести: запрещение статей, смена снисходительных цензоров, обыски, аресты, ссылки и т. п.".

   Начался первый при Александре II политический процесс. Его героем и жертвой оказался близкий Добролюбову поэт и критик М. Л. Михайлов. Литераторами было составлено письмо в защиту Михайлова на имя министра просвещения. Под письмом стояла 31 подпись, в том числе Добролюбова, Некрасова, Писемского. Письмо не было принято правительством во внимание: Михайлов был посажен в крепость, затем сослан па каторгу.

   Угроза ареста висела и над самим Добролюбовым. "Литературный горизонт омрачался все более и более,- вспоминает мемуарист,- общественная атмосфера становилась все удушливее и губительно действовала на болезненную чувствительность вообще крайне восприимчивого Добролюбова".

   Добролюбов угасал. По свидетельству его брата, "молча, никому не жалуясь, никого не тревожа, ничем не затрудняя, не ища ни у кого утешения, не обманывая себя".

   Лишь об одном, вспоминает Панаева, жалел Добролюбов: "Умирать с сознанием, что не успел ничего сделать... Ничего! Как зло надсмеялась надо мной судьба! Пусть бы раньше послала мне смерть!.. Хоть бы еще года два продлилась моя жизнь, я успел бы сделать хоть что-нибудь полезное... Теперь ничего, ничего!"

   Такова была самооценка человека, в действительности принадлежавшего к замечательнейшим представителям русской общественной мысли, одного из тех, о ком Ф. Энгельс писал: "Страна, выдвинувшая двух писателей масштаба Добролюбова и Чернышевского, двух социалистических Лессингов, не погибнет..." {Маркс К. и Энгельс Ф. Сочинения, т. 18, с. 522.} Добролюбов, подчеркивал Ленин, дорог "всей образованной и мыслящей России" как писатель, "страстно ненавидевший произвол и страстно ждавший народного восстания..." {Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 5, с. 370.}.

   Соответствует ли то, что дает мемуарный материал, историческому значению Добролюбова? В какой мере сознавалось оно современниками его?

   Обзор воспоминаний, думается, позволяет ответить утвердительно на первый вопрос; что же касается второго, то необходимо признать существенную разницу между провидческими словами Чернышевского о значимости деятельности Добролюбова и заметками В. И. Глориантова, например, или Д. В. Аверкиева, так и не сумевших понять смысл исканий своего великого современника.

   Воспоминания, вошедшие в сборник, представляют собой разные жанры: эпистолярные (письма мемуаристов к Чернышевскому, А. Н. Пыпину); фрагменты, в которых речь идет о Добролюбове, из более обширных мемуарных повествований (М. А. Антоновича, А. Я. и И. И. Панаевых, А. Н. Пыпина, Н. Н. Златовратского, Н, В. Шелгунова, Н. Я. Николадзе, В. А. Обручева); дневниковые записи (А. В. Никитенко); заметки (П. И. Мельникова-Печерского, Д. В. Аверкиева), мемуарные очерки (М. Е. Лебедева, И. М. Сладкопевцева, М. И. Шемановского). Содержится мемуарный материал и в некрологах. Причем не только личное, но общее отношение передовой части русского общества отражено в них и в многочисленных стихотворениях, Добролюбову посвященных. Некоторые стихотворения были положены на музыку и пелись в кружках революционно настроенной молодежи через многие годы после смерти Добролюбова.

   Написанные в разное время воспоминания - одни сразу после кончины Добролюбова, другие много времени спустя,- при некоторых существенных различиях, объединяет одно - признание духовной высоты его личности. Здесь мы не найдем исключений, оговорок. Все его произведения, вся его жизнь несут на себе ее печать. "...Лучший представитель сознания страны, честнейший защитник ее интересов, во все продолжение своей деятельности ни разу не свернувший с прямого, честного пути, ни разу не согласившийся ни на какую сделку в ущерб своему убеждению" {Бибиков П. А. О литературной деятель