Тургенев Иван Сергеевич - Письма (1831-1849)

ч отказался. Продавать дружеские письма - это что-то гадкое, на которое может пойти человек или очень голодный или совсем продажный" (Красный архив, 1940, No 3 (100), с. 236). Как видно из предисловия к "Первому собранию писем", Г. О. Гинцбург купил 40 писем Тургенева к братьям Е. Я. и Д. Я. Колбасиным.}: с конца 80-х годов письма Тургенева начинают мелькать в аукционных каталогах как русских, так и особенно западноевропейских антиквариатов {Lettres autographes composant la collection de M. Alfred Bovet decrites par Etienne Charavay. Paris, 1887. Здесь под No 1324 значится письмо И. С. Тургенева на французском языке к неизвестному лицу, датированное 12 мая 1857 г. С этих пор письма Тургенева из заграничных коллекций автографов стали часто попадаться в антикварных каталогах Франции, Англии и Германии. Некоторые из этих писем остаются неизвестными и поныне.}.

   В первые годы после смерти Тургенева в России заметно повысился интерес к его личности, к истории его жизни, к его широким общественным и литературным связям, но прежде всего, конечно, ко всему, что вышло из-под его пера и оставалось еще недоступным читателям. Естественно, что в это время среди петербургских литераторов, связанных с Тургеневым личным знакомством, возникла мысль издать его письма отдельной книгой. На заседании комитета Общества для пособия нуждающимся литераторам и ученым, состоявшемся 2 сентября 1883 г.,- первом после смерти Тургенева - постановлено было "учредить в его память неприкосновенный его имени капитал, для выдачи на проценты с этого капитала вспомоществований; одним же из средств для составления фонда предположено издание его переписки, под общей редакцией председателя общества В. П. Гаевского". Вскоре это издание было осуществлено, однако с немалыми затруднениями и осложнениями внешнего и внутреннего характера.

   В. П. Гаевский знал Тургенева лично, встречался с ним в России и за границей и находился в приятельских отношениях со многими его друзьями и корреспондентами. В бумагах Гаевского, а также в его дневнике за 1883 г. есть много записей, позволяющих составить себе представление о сложном процессе подготовки этого издания к печати. Собирание писем Тургенева Гаевский начал по свежим следам, еще до того, как тело покойного писателя прибыло в Петербург и состоялось самое погребение. Сохранился листок, очевидно относящийся к этому времени, на котором рукою Гаевского написано: "Письма Тургенева к:". За этим следует предварительный перечень вероятных корреспондентов Тургенева, столбиком, а сбоку от него стоит отметка: "Спросить у этих лиц" {Этот листок хранится среди других рукописных материалов Гаевского по подготовке к изданию писем Тургенева в Институте русской литературы (Р. II, оп. 3, No 30). В перечне стоят фамилии 15 лиц; самая последовательность их расположения подтверждает совершенно предварительный характер списка (Виардо, Рольстон, Анненков, В. Я. Карташевская, Савина, Стасюлевич, Фет, Гаршин, В. Стасов, Маркевич, В. Боткин, Катков, Евг. Тур, Л. Толстой, Головнин).}. В результате личных бесед и переписки Гаевского список этот быстро пополнился. Иные из тех, к кому он обратился с просьбой о содействии предпринятому делу, быстро откликнулись на его просьбу, другие - дали уклончивый ответ или отвечали отказом. Уже 11 сентября 1883 г. Гаевский отметил в своем дневнике: "Заходил к Я. П. Полонскому, от которого получил более 150 писем к нему Тургенева для издания их, в числе других, в пользу Литературного фонда, и сегодня же вечером принялся разбирать их" {Из дневника В. П. Гаевского.- Красный архив, 1940, No 3 (100), с. 230.}. Обращение к Полонскому было вполне естественным: близость его к Тургеневу была хорошо известна в Петербурге. Когда А. С. Суворин в одной из статей, вызванных смертью Тургенева, упомянул Я. П. Полонского как одного из долголетних свидетелей жизни покойного, Полонский тотчас же откликнулся письмом к Суворину (от 3 сентября 1883 г.), в котором с благодарностью подтверждал это: "Вы правы - Тургенев с лишком 30 лет был в самых близких дружеских сношениях со мной - одних писем его у меня наберется на целые томы... В руках моих значительный материал для биографии Ивана Сергеевича и для уяснения этой в высшей степени замечательной личности" {Письма русских писателей к А. С. Суворину. Л., 1927, с. 139.}. Полонский широко разгласил также, что его жене Тургенев обещал предоставить накопившиеся у него письма разных лиц - для просмотра и отбора, одни для хранения, другие для уничтожения {Письма Тургенева к Ж. А. Полонской это действительно подтверждают; в сентябре 1881 г. он писал ей из Буживаля: "Я еще не приступил к разбору моих писем, но слово свое сдержу"; в другом письме: "...подтверждаю сделанное мною обещание, и, отправляясь в Петербург... повезу с собою разные бумаги и письма, которые оставлю вам,- иные для хранения,- другие для уничтожения после моей смерти". Однако в следующем году Тургенев изменил свое решение вследствие размолвки, происшедшей у него с Полонским, после того как Ж. А. Полонская взяла в Спасском, без особого разрешения Тургенева, пачку его писем. Право распоряжаться своей корреспонденцией Тургенев передал тогда П. В. Анненкову (Звенья. М., 1950. Т. VIII, с. 227, 251-252, 256). Подробно вся эта история рассказана в дневнике Е. А. Штакеншнейдер (запись от 12 сентября 1885 г.) со слов Полонского, просматривавшего хранившиеся у нее письма Тургенева к нему (Штакеншнейдер Е. А. Дневник и записки 1854-1886. М., Л., 1934, с. 443-446. Ср. Утевский Л. С. Смерть Тургенева. Пб., 1923, с. 15).}. Письмами Тургенева к нему и к его жене, Жозефине Антоновне, Полонский особенно дорожил и, несомненно, хранил их в порядке, чем и объясняется столь быстрое получение их Гаевским. Через несколько дней письма Тургенева доставил Гаевскому Д. В. Григорович. Обращался Гаевский также к М. В. Белинской, вдовой великого критика, которая сообщила ему, что писем Тургенева к Белинскому было "очень немного, потому что во все время знакомства они жили в одном месте и виделись ежедневно, с 1843 по 1847 г. в Петербурге, а весной и летом 1847 г. за границей. Все письма к Белинскому и его бумаги она во время издания его сочинений передала Николаю Христофоровичу Кетчеру, который до сих пор не возвратил их, несмотря на неоднократные напоминания" {Из дневника В. П. Гаевского.- Красный архив, 1940, No 3 (100), с. 232.}. Под 3 ноября находим новую запись: "Получил письмо от Фета <...> Он пишет, что готов доставить письма Тургенева, но не ранее апреля, так как они у него в деревне"; и на следующий день - такое свидетельство: "В. Стасов писал Карташевской о доставлении писем Тургенева, которых у него около ста. Она сначала согласилась, но, просмотревши письма, отказалась" {Там же, с. 236. Отрывки из этих писем к В. Я. Карташевской увидели свет лишь в 1919 г. (Голос минувшего, 1919, No 1-4).}. Адресовался Гаевский даже к M. H. Каткову. То, что он сделал это не без внутренних затруднений и колебаний, исключительно ради полноты задуманного издания, подтверждает дошедший до нас черновик его письма к Каткову (1883 г.), сильно измаранный, в котором, однако, читаются следующие строки: "Несмотря на долгие годы, в течение которых мы не встречались, не поколеблюсь просить вашего содействия в одном деле. По поручению лит. фонда и в его пользу, я издаю переписку Т<ургенева> и не считаю себя вправе не обратиться к вам с покорнейшею просьбою сообщить для этого издания, если признаете возможным, его письма. Переписка должна представить большой литературный интерес. Если, это предположение справедливо, было бы жаль оставлять их неизданными. С другой стороны, вследствие прежних приязненных, а впоследствии враждебных отношений <с Тургеневым), Вы могли бы затрудниться, по чувству деликатности, печатать письма Т<ургенева>" {ИРЛИ, Р. II, оп. 3, No 30.}. Поэтому Гаевский предлагал напечатать письма Тургенева самому Каткову, в его собственных изданиях, полагая, очевидно, что затем их можно будет перепечатать: "Появление их на неутральной почве, независимо от благотворительной цели издания; представляется удобным". Мы не знаем, какой отклик последовал со стороны Каткова на это осторожное и тактично обоснованное предложение Гаевского, но в "Первом собрании" письма Тургенева к Каткову не появились.

   Слухи о подготовляемом издании попадали и в печать, порождая иногда неприятные казусы. В. П. Гаевский еще в октябре того же года отметил, например, что, как это явствует из московской корреспонденции газеты "Новое время", он якобы вскоре "будет читать в Обществе любителей российской словесности письма Тургенева к Савиной". "Между тем,- записывал Гаевский 8 октября,- Савина, которую я сегодня видел в заседании и которая вовсе не расположена давать писем к ней, вероятно, имеющих слишком интимный характер, очень удивлена этим известием. Действительно, распоряжаться людьми, не спросивши их, и оповещать об этом Европу,- по меньшей мере бестактно" {Из дневника В. П. Гаевского.- Красный архив, 1940, No 3 (100), с. 235.}.

   Получил Гаевский также несколько писем из-за границы, в частности письмо от В. Р. Рольстона, содержание которого следующим образом отразил в своем дневнике: "...сообщает, что поручил своему другу и другу Тургенева - Онегину разобрать письма Тургенева и прислать ко мне те, которые он признает заслуживающими издания" {Там же, с. 234. В архиве Гаевского, хранящемся а Государственной Публичной библиотеке им. M. E. Салтыкова-Щедрина, сохранилось два письма Рольстона к Гаевскому относительно писем Тургенева (от 24 сентября и 6 октября 1883 г.) вместе со многими материалами, относящимися к подготовке писем Тургенева к изданию. О том, как Рольстон отбирал письма Тургенева для А. Ф. Отто-Онегина по просьбе Гаевского, см.: Литературный архив. М.; Л., 1951. Т. 3, с. 366.}. Под 14 октября Гаевский сделал и такую запись: "Сегодня получил письмо от Полины Виардо, которая обещает по возвращении в город выбрать из своей корреспонденции с Тургеневым несколько его писем" {Там же, с. 235.}.

   Год спустя, когда подготовка к изданию писем Тургенева уже завершалась, Гаевский, подводя итог затраченным на это усилиям, должен был признать, что надежды его далеко не оправдались. M. M. Стасюлевичу, принимавшему близкое участие в отыскании и отборе писем Тургенева, В. П. Гаевский писал 6(18) августа 1884 г., что письма эти расположены в хронологическом порядке и подготовлены к печати: "Собрание их увеличилось письмами: к Грановскому (1840 г.), с которого начинается переписка, к покойному государю со съезжей (1852 г.) и к Н. А. Милютину и его жене (1867-1875). Письма эти напечатаны в "Русской старине", и я забыл отдать их в переписку. Из 30 писем к Милютиным я полагаю перепечатать только 20; остальные же 10 слишком бессодержательны и потому для нашего издания непригодны. Кроме того, есть неизданные письма: 3 к Пыпину, 1 к Глазунову и 1 к Топорову" {M. M. Стасюлевич и его современники. СПб., 1912. Т. III, с. 636.}. Многие первоначально обещанные письма адресатами доставлены не были. Ни одного письма не было получено из-за границы. Особенно Гаевский надеялся на то, что с помощью M. M. Стасюлевича и Анненкова он еще сможет раздобыть хоть несколько писем из обширной переписки Тургенева с П. Виардо. "Переписка с Виардо была бы весьма важным приобретением для нашего издания и вознаградила бы за ту скуку, которую нагонит на читателя масса писем к Полонским,- сообщал Гаевский Стасюлевичу в том же письме.- Я не опасаюсь того, что наше издание даст врагам Тургенева повод издеваться над ним: поводы всегда найдутся и без писем; но опасаюсь нареканий, что мы печатаем письма, не имеющие отношения к его общественной деятельности, или бессодержательные. Я выбросил уже несколько десятков писем, и попросил бы Вас еще раз просмотреть наше издание в этом отношении, тем более, что томик выходит довольно объемист" {Там же.- В упоминавшейся выше небольшой папке бумаг Гаевского с материалами по изданию "Первого собрания" (ИРЛИ, Р. II, оп. 3, No 30) сохранился переписанный писарской рукой перечень: "Письма Тургенева, врученные 18 июня 1884 г. М. М. Стасюлевичу для напечатания"; от другого перечня ("Ненапечатанные и пока не подлежащие печатанию письма Тургенева"), к сожалению, уцелел лишь заголовок.}.

   П. В. Анненков, просмотревший всю собранную к тому времени коллекцию писем и сам принимавший участие в ее пополнении, придерживался того же мнения. Ему казалось, что "переписка Тургенева <...> напоминает некоторые обстоятельства его жизни - это ее единственная заслуга - но света на его личность проливает мало. Она вся состоит из поручений, да из таких приговоров о людях, которые, хотя и понятны в его положении, но в публику и в печать не годятся". "Не понимаю, что будет читать Гаевский в Москве из его переписки. Теперь оказывается, что серьезной корреспонденции с русскими друзьями покойник предавался редко. Он гораздо более говорил с ними по душе, чем писал искренно" {Там же, с. 419.}. Посланные ему Стасюлевичем два письма Тургенева к В. Н. Житовой и письмо его к матери Анненков также признал не подходящими для печати: "Все это довольно незначительно и мало пригодно для какой бы то ни было характеристики покойного" {Там же, С. 420.}.

   Особенно много хлопот доставили издателям попытки получить для печати копии писем Тургенева к виднейшим русским писателям. Этими письмами интересовались прежде всего потому, что надеялись встретить здесь содержательные, ответственные суждения Тургенева по важнейшим литературным и общественным вопросам, а также его критические отзывы о произведениях его корреспондентов. Известную роль в настойчивых поисках документальных материалов этого рода играло и то обстоятельство, что о столкновениях, горячих спорах и враждебных взаимоотношениях Тургенева со многими русскими писателями в обществе ходили разнообразные толки и слухи, лишенные всякой достоверности: в переписке его стремились найти отгадку тех сложных причин, которые привели Тургенева к разрыву с ними, справедливо предполагая, что эти причины далеко выходили за пределы недоразумений личного характера.

   Не без труда удалось, например, раздобыть восемь писем Тургенева к Достоевскому, однако все они относились ко времени их знакомства, задолго предшествовавшему ссоре, а одно из них представляло лишь официальную рекомендацию. Письма эти предоставлены были для издания вдовой писателя, А. Г. Достоевской. Об этом сообщил уже О. Миллер в статье "Несколько слов о взаимных отношениях Достоевского и Тургенева", напечатанной в "Неделе" (1884, No 8). Он писал здесь: "По поводу "Отцов и детей" у Тургенева c Достоевским завязалась переписка, из которой видно, что тогдашние их отношения были самые дружественные. Относящиеся сюда письма переданы были А. Г. Достоевского взявшему за себя издание Тургеневских писем В. П. Гаевскому". К этому сообщению О. Миллер сделал и следующее примечание: "Желательно, чтобы и письма Достоевского об этом, находящиеся, надо думать, в бумагах Тургенева у г-жи Виардо, были доставлены А. Г. Достоевской для будущего дополненного издания писем ее покойного мужа" {Mиллер О. Русские писатели после Гоголя. Чтения, речи и статьи. Изд. 3-е. СПб., 1887. Ч. 1, с. 383.}. Однако О. Миллеру, по-видимому, осталось неизвестным, что на передачу писем Гаевскому А. Г. Достоевская согласилась лишь после его упорных настояний и что при этом половину хранившихся у нее писем она тщательно скрыла у себя от посторонних взоров. Все это обнаружилось лишь в конце 1921 г., из ее собственноручной заметки, найденной в ящике о бумагами Достоевского: "По совету К. П. Победоносцева, мне не следовало никому давать на просмотр имеющихся у меня писем, а тем более дарить их. Единственное исключение было сделано года два-три спустя; когда после смерти Тургенева стали издавать первое собрание его писем, В. П. Гаевский, председатель литературного фонда, зная, что у меня имеются письма Тургенева к моему мужу, упросил меня дать ему их переписать. Я дала 5 писем, которые и появились в изданной им книге" {Из архива Достоевского. Письма русских писателей / Ред. и вступление Н. К. Пиксанова. М.; Пг., 1923, с. 105-106.}. А. Г. Достоевская допустила неточность; на самом деле она предоставила не пять, а восемь писем, об остальных же восьми предпочла умолчать; все 16 писем Тургенева, сбереженные ею, найдены были в том же ящике с бумагами Достоевского. Естественно, что любопытство читателей середины 80-х годов, очень интересовавшихся идейной подкладкой и подробностями ссоры Тургенева с Достоевским и 1867 г., о которой случайные данные были разглашены и проникли тогда же в печать, осталось неудовлетворенным. Добавим к этому, что вскоре после смерти Тургенева в печати появились кое-какие сведения о письме его к П. И. Бартеневу, явившемся откликом и вместе с тем отповедью на письмо Достоевского к А. Н. Майкову (в котором действительно было рассказано о столкновении с Тургеневым в Баден-Бадене). А. Н. Майков отдал это письмо "на хранение" П. И. Бартеневу; слухи о нем быстро дошли и до Тургенева, и он тотчас послал об этом запрос Бартеневу (22 декабря 1867 г. / 3 января 1808 г.); именно об этом письме вновь заговорили в 1888 г. Однако Бартенев печатать его отказался; уточнив некоторые даты, он сообщил лишь, что это письмо Тургенева "про Достоевского" начинается словами: "До сведения моего дошло..." и оканчивается: "Мне остается просить вас извинить меня, что я решился обратиться к вам, по имея чести быть лично вам знакомым" {Бартенев П. Архивная справка.- Русский архив, 1884, No 3, с. 238 (первоначально эта заметка была напечатана в 1883 г. в "Московских ведомостях" и "Новом времени"); Ф. М. Достоевский и И. С. Тургенев. Переписка / Под ред. И. С. Зильберштейна. Л., 1928, с. 183-185.}. К этому письму Тургенева и прочим документам, возникшим вокруг его ссоры с Достоевским, П. И. Бартенев вернулся в своем журнале лишь тридцать пять лет спустя: только тогда это письмо Тургенева было впервые опубликовано в полном виде {Русский архив, 1902, кн. 3, No 9, с. 144-149; ср.: Русская старина, 1902, кн. 2, с. 330-333.}. Тем не менее существовали копии с него; одна из них еще в 1888 г. поступила в Публичную библиотеку из бумаг Е. П. Ковалевского {Отчет имп. Публичной библиотеки за 1888 г. СПб., 1891, с. 79.}.

   Настойчивы были также попытки познакомиться с письмами Тургенева к Л. Н. Толстому: в разыскании их принимала участие целая группа заинтересованных лиц. Так, 19 ноября 1883 г. А. Н. Пыпин обратился с письмом к M. M. Ковалевскому с просьбой о материалах для биографии Тургенева и прежде всего о присылке его писем, потому что "вещи подобного рода у нас еще слитком подвершены опасности исчезновения, от всяких причин, а особенно от неумения их ценить"; при этом Пыпин полагал, что было бы "в высокой степени любопытно", если бы удалось побудить Л. Н. Толстого написать воспоминания о Тургеневе, "потому что их отношения были очень близки"; но "если бы он и сделал это, он, может быть,- даже вероятно,- не стал бы входить в собственно историко-литературные подробности писем Тургенева (предполагаемых мной у него - писем с половины 50-х годов), а эти подробности были бы для меня все-таки чрезвычайно интересны" {Из переписки деятелей Академии наук. Л., 1925, с. 35-36.}.

   В ответном письме к Пыпину (от 11 декабря 1883 г.) M. M. Ковалевский известил: Толстой "выразил полную готовность доставить Вам письма Тургенева к нему. Напишите ему два слова об этом предмете, и он вышлет их Вам в Петербург" {Там же, с. 81. В приписке к этому письму M. M. Ковалевский сообщал также: "Посылаю Вам немногие уцелевшие у меня письма Тургенева. Пригодятся ли они Вам, не знаю. По миновении надобности Вы их мне возвратите. Есть кое-что личное в них".}. Известно также письмо самого Л. Н. Толстого к Пыпину по этому же поводу (от 10 января 1884 г.), в котором, между прочим, говорится: "Письма Тургенева с удовольствием вам сообщу. Боюсь, что многих не найду. Я очень неряшлив. Около масленицы поеду в деревню, и что разыщу, то пришлю вам. Секретов, т. е. такого, что бы я скрывал от других, у меня нет никаких. И потому делайте из писем, что хотите. Теперь же посылаю одно письмо, которое мне здесь передала сестра. Мне кажется, что оно вам будет интересно... У нее, кроме этого письма, должны быть интересные письма" {Новое о прошлом. Л. Н. Толстой об И. С. Тургеневе.- Современник, 1913, кн. 3, с. 312-313; Тургенев и его время / Под ред. Н. Л. Бродского, с. 5-6.}. Обещание это, однако, выполнено не было; поэтому Пыпин обратился еще раз к Толстому через Алексея Веселовского, который и выполнил это поручение. 18 февраля 1884 г. Алексей Веселовский писал Пыпину из Москвы: "Случилось так, что через два-три часа после получения Вашего письма мне пришлось увидеться с Львом Толстым и провести с ним вечер. Я передал ему Ваш вопрос. Он немного сконфузился, вспоминая о своей неисправности, но объяснил ее тем, что письма находятся у него в деревенском доме в холодном помещении, куца он по своему нездоровью боится входить. Вели Вы желаете иметь последнее письмо Тургенева к Толстому, то оно здесь в Москве, "у моей жены", как выразился Т. Об остальной переписке придется отложить хлопоты до лета, когда растворятся, наконец, двери в таинственную холодную комнату. Такую надежду мне прямо подал Толстой" {Из переписки деятелей Академии наук, с. 71.}.

   В конце концов, однако, хлопоты А. Н. Пыпина увенчались успехом, и в издание Гаевского удалось ввести 16 писем Тургенева к Толстому, включая и то знаменитое предсмертное письмо из Буживаля от конца июня 1883 г., в котором Тургенев просил Толстого - как своего друга и как "великого писателя русской земли" - вернуться к литературной деятельности. Именно этим письмом и заканчивалось "Первое собрание писем".

   Стоит отметить здесь же, что в 90-е годы Л. Н. Толстой с интересом перечитывал изданные к тому времени письма Тургенева к разным лицам и выражал свое удовлетворение тем, что они опубликованы. В. Ф. Лазурский рассказывает в своем дневнике (запись от 31 июля 1894 г.), что Толстой в книжках "Вестника Европы" "отыскал письма Тургенева к Аксакову", "очень обрадовался и стал читать вслух. Письма относятся ко второй половине пятидесятых годов. "Мое время",- говорил Лев Николаевич. Он останавливался на объяснении упоминаемых Тургеневым мест и лиц, радовался блестящему изложению, восхищался его критическими замечаниями, по поводу его характеристики современной французской литературы повторял: "Удивительно хорошо!" ... На вопрос Марии Львовны он ответил, что у него ("у Сонечки, верно") есть писем десять Тургенева, хороших, длинных" {Дневник В. Ф. Лазурского.- Литературное наследство. М., 1939. Т. 37-38, с. 476.}.

  

  

   "Первое собрание писем И. С. Тургенева 1840-1883 гг." вышло в свет в конце октября 1884 г. {Книга вышла в свет 29 октября 1884 г. в количестве 6025 экземпляров. См.: Литературный музеум (Цензурные материалы I отд. IV секции Гос. архивного фонда), с. 407. "Предисловие" к книге помечено 28 октября 1884 г.; тот же год стоит на титульном листе; на обложке - 1885.} Редакторы гадания отчетливо сознавали его неполноту и недостатки. Всего в этой книге могло быть напечатано лишь 488 писем к 55 лицам. В предисловии отмечалось, что предлагаемое собрание, "конечно, не исчерпывает громадной переписки Тургенева и составляет, можно сказать, еще весьма небольшую часть всего, писанного им друзьям, знакомым, а иногда и незнакомым ему лицам, из которых далеко не все доставили комитету свою переписку". Существенным недостатком книги было то, что хотя, по словам редакторов, "письма печатались прямо с оригиналов", многие тексты их "были сокращены или доставившими их лицами, или редакциею, в тех местах, которые имеют совершенно интимный характер, или вообще не могли быть признаны пока удобными для печати по близости времени".

   Следует, впрочем, отметить, что хотя письма Тургенева напечатаны были в "Первом собрании писем" совершенно неудовлетворительно с точки зрения требований, предъявляемых ныне к публикациям такого рода, многие тексты, вошедшие в это издание, сохранили свое значение до наших дней; они не переиздавались, а так как некоторые из оригиналов теперь утрачены, то эти письма доныне цитируются и воспроизводятся именно по "Первому собранию", являющемуся, таким образом, первоисточником для публикации утраченных писем {Рукопись "Первого собрания писем" Тургенева, составленная и отредактированная В. П. Гаевским и М. М. Стасюлевичем и служившая для набора, хранится в Рукописном отделе Института русской литературы (ф. 293, оп. 1, ед. хр. No 1767-1761). В копиях писем, составляющих этот оригинал, имеются многие места, вычеркнутые затем редакцией, что позволяет пополнить тексты, не сохранившиеся в подлинниках. См. статью: Лемке М. Дополнения к "Первому собранию писем" Тургенева.- Книга и революция, 1920, No 3-4.}. С другой стороны, известное значение доныне сохраняют за собой также примечания к письмам, так как они "сделаны большею частью лицами, их доставившими".

   "Первое собрание писем" имело большой успех {См.: Юбилейный сборник литературного фонда, 1859-1909. СПб., 1909, с. 33.} и вызвало много рецензий и откликов в периодической печати. Суждения о книге, однако, оказались весьма разноречивыми; она возбудила много толков и несогласий. Как это и предвидел В. П. Гаевский, наряду с похвалами по адресу издателей сразу же раздались также раздраженные и недовольные голоса. Большая часть критиков, правда, признавала неоспоримое историческое и литературное значение изданных писем; нашлись, впрочем, и такие рецензенты, которые называли это издание "капитальной бестактностью", "медвежьей услугой" писателю, оскорблением ого памяти.

   Сочувственная оценка новой книге дана была в большой статье, помещенной в журнале "Новь". Автор ее, скрывшийся под псевдонимом "Л. Долин", свидетельствовал, что "Письма" Тургенева "составляют настоящее событие дня, о котором не перестают толковать как в печати, так и в частных, особенно литературных, кружках", и подчеркивал, что это не просто собрание писем видного русского писателя, что среди них находятся образцы русской эпистолярной прозы. "Тургенев владел эпистолярной формой в совершенство. Кому случалось когда-либо видеть письма Тургенева в подлиннике, тот, конечно, обратил внимание на то, как они гладко, без всяких помарок, написаны von einem Guß - как говорят немцы. Этой внешней легкости вполне соответствует и плавность внутренняя. Письма Тургенева написаны обычным блистательным его слогом, с той только разницей, что в них он с большей непринужденностью, чем в печати, давал место своему удивительно меткому юмору, который делал такой привлекательной его устную беседу. И если ко всему этому присоединить, что в письмах своих Тургенев касается самых жгучих литературных, а нередко и общественных вопросов, то понятен будет огромный интерес, представляемый вышедшим "Первым собранием его писем". Автор рецензии с горячностью настаивал также на том, что необходимо обнародовать и другие письма Тургенева, по тем или иным причинам не вошедшие в "Первое собрание", и обращался о призывом ко всем, у кого такие письма сохранились: "Обязанность,- да, говорим мы не обинуясь,- обязанность людей, у которых есть письма Тургенева, поделиться ими с публикою, каким путем, т, е. отдавши литературному фонду или напечатавши в газетах и журналах,- это, конечно, безразлично. Тургенев - один из тех писателей, каждая строчка которых драгоценна" {Долин Л. Первое собрание писем Тургенева.- Новь, 1884, т. I, No 3, с. 492-498.}. Нетрудно заметить, что эта интересная статья, отчетливо выделяющаяся из прочей критической литературы о "Первом собрании писем" своей беспристрастной исторической оценкой опубликованных в этой книге документов, несомненно, принадлежала человеку, имевшему в руках подлинные письма Тургенева и слышавшему его "устную беседу". Действительно, под псевдонимом "Л. Долин" скрылся С. А. Венгеров {Поляков А. С. Труды профессора С. А. Венгерова. Библиографический перечень. М., 1961, с. 15 (No 81).}, молодой в то время критик, уже обративший на себя внимание статьями и литературными этюдами, помещавшимися им в периодических изданиях (под другим псевдонимом: "Фауст Щигровского уезда"), в особенности же книгой о Тургеневе, вышедшей двумя изданиями (1875, 1877) с подлинным именем автора. Именно эта книга привела С. А. Ленгсрова сначала к письменному, а затем и к личному знакомству с Тургеневым, к которому он обращался за разъяснениями биографического характера {Венгеров С. А. Четыре встречи с И. С. Тургеневым.- Бирюч петроградских гос. театров, 1918, No 2, с. 42-45; встречи эти состоялись в Петербурге в 1876 и 1878 гг. О впечатлении, которое произвела на читателей в конце 70-х годов книга Венгерова "И. С. Тургенев", вспоминал С. Ф. Либрович (На книжном посту. Воспоминания. Записки. Документы. Пг.; М., 1916, с. 417-420). Ср. выше, с. 82-83.}. Любопытно, что в "Первом собрании писем", которое в "Нови" рецензировал Венгеров, помещено было три письма Тургенева к нему самому (под No 188, 204 и 214 от 19 июня 1874 г. и от 24 мая и 10 декабря 1875 г.) и что они напечатаны здесь полностью, без всяких сокращений,- несомненно, с личного согласия адресата,- несмотря даже на то, что последнее из этих писем Тургенева поистине беспощадно к молодому критику и не могло не оставить у него чувства глубокой горечи. Тем более последовательным представляется и обращение Венгерова ко всем адресатам Тургенева с призывом к дальнейшей публикации его писем: сам он, как видим, полностью выполнил этот свой долг.

   В том же году появилось и несколько других, вполне сочувственных отзывов о "Первом собрании", в частности в провинциальной прессе {Арc. Маркевич в своей заметке об этом издании, дающей довольно подробный его пересказ, назвал его "выдающимся явлением в нашей литературе за последнее время" (Русский филологический вестник, 1884, No 4, отд. 2, с. 17-34). В большой рецензии, помещенной в газете "Киевлянин" (1884, No 263, 29 ноября), говорилось: "Изданием писем Тургенева русская литература обогатилась весьма ценным автобиографическим материалом для характеристики личности нашего знаменитого писателя, а русское общество приобрело как бы новое художественное произведение, в котором каждый найдет для себя много поучительного".}, отклики же других, более влиятельных и, во всяком случае, более распространенных газет и журналов, были гораздо сдержаннее. Так, например, в рецензии, опубликованной в "Новом времени", отмечалось, что "Первое собрание писем Тургенева заключает не более четвертой части его обширной переписки"; поэтому высказывалось пожелание, "чтобы обнародование дальнейшего материала тургеневских писем не затягивалось в долгий ящик", но с той лишь оговоркой, "чтобы этот материал при издании редактировался более осторожно и выбор отличался большей взыскательностью" {Новое время, 1884, No 3140, 23 ноября (автором статьи был В. П. Буренин). Укажем здесь же и остальные газетные статьи о "Первом собрании": Меч Вл. [В. О. Михневич]. Литературное событие.- Новости и биржевая газета, 1884, No 317, 16 ноября; Оса [Н. А. Баталин]. Дневник писателя. Письма И. С. Тургенева,- Минута, 1884, No 295, 9 ноября; Ключ к письмам И. С. Тургенева.- Саратовский дневник, 1884, No 276, 20 декабря; Mинаев Дм. Чем хата богата. Общественные и литературные заметки. Скандальная книга. Издание тургеневских приятелей. Отношение Тургенева к близким людям и современным писателям.- Одесский листок, 1884, No 264, 29 ноября; Янус. Еще о Тургеневских письмах,- Новороссийский телеграф, 1884, No 2940, 13 декабря.}. Дальнейшие возражения рецензентов шли именно в этом направлении: их не удовлетворял ни выбор писем, ни принципы их издания. Так, например, П. Н. Полевой в большой статье, посвященной "Первому собранию", объявлял, что, листая томик писем Тургенева, он положительно не мог решить, "чему следует более удивляться: бестактности общества, издавшего письма, или наивности тех лиц, которые решились сообщить писанные к ним эпистолы?". "Трудно себе представить,- писал он далее,- более неуклюжую, более медвежью услугу, нежели та, которую оказали памяти Тургенева ого друзья, вновь возбуждая над его едва закрывшеюся могилою все перекоры и всю вражду, которые еще так недавно стихли над прахом почившего писателя". По убеждению критика, собрание писем Тургенева должно было бы явиться в свет "не ближе как лет через 15-20"; теперь уже оно производит странное впечатление, потому что "многие из друзей и приятелей покойного И. С. Тургенева гораздо лучше обрисовываются в написанных к ним письмах, нежели сам автор их, Тургенев". П. Н. Полевой полагал также, что в книге "много балласта", что в нее "внесено много писем, не имеющих ни малейшего значения", и что, наконец, в тексте целого ряда писем напрасно оставлены места, "неудобные и по близости времени", и "по интимному характеру"; "все же многоточия совершенно прозрачны и не оставляют никакого сомнения насчет своего содержания" {Полевой П. Капитальная бестактность. (По поводу собрания писем И. С. Тургенева).- Живописное обозрение, 1884, No 46, с. 305-307. Необходимо отметить, что П. Н. Полевой и сам находился в сношениях с Тургеневым; в 1877 г. он обратился к нему с просьбой прислать автобиографию для своей "Истории русской литературы", что Тургенев и исполнил; письмо к нему Тургенева от 17 октября 1877 г. (в хорошем факсимильном воспроизведении) П. Полевой напечатал в издававшемся им "Живописном обозрении" еще и 1883 г. (No 39, с. 193), и оно вошло в "Первое собрание писем" (No 201).}.

   Статья эта обратила на себя внимание и широко обсуждалась читателями, в особенности потому, что на аналогичную точку зрения встали и некоторые другие органы русской печати. Сходные мысли высказывал, в частности, такой влиятельный и распространенный журнал, как "Русская мысль", в котором также появилась рецензия на "Первое собрание писем" Тургенева, написанная Виктором Михайловским {Русская мысль, 1884, кн. 12, Библиографический отдел, с. 39-40; в той же книжке журнала (с. 5). помещен также написанный В. Михайловским довольно резкий отзыв о письмах Тургенева к М. А. и Н. А. Милютиным, опубликованных в январской книжке "Русской старины"; рецензент и здесь осуждает "погоню за лоскутами бумаги, исписанной рукой знаменитости" и стремится доказать, что "преувеличение уважения... к памяти покойника легко может переходить в ее профанацию"; по его мнению, из 30 писем и записок Тургенева к Милютиным "три-четыре письма могут дать кое-что, очень, очень немногое. Напечатание же остальных мы можем приравнять к тому, если бы вздумалось обладателю клочка волос Тургенева опубликовать фотографию этого драгоценного сувенира".}. Книга в целом вызвала его сочувственную оценку; он даже высказывал пожелание, чтобы в дальнейшем редакция "ускорила ознакомление с драгоценным материалом, поступающим в ее распоряжение", и чтобы последующие сборники писем Тургенева выпускались чаще, хотя бы и в меньшем объеме. Хотя В. Михайловский и находил, что в "Первое собрание" вошло немало ценных писем Тургенева, содержащих в себе "очень важные критические замечания на все наиболее выдающиеся произведения русских писателей этого времени", "еще более важные разъяснения его собственных произведений, его взглядов на русскую молодежь, на одобрительные и не одобрительные стороны ее стремлений" и т. д., но все же, с его точки зрения, в книгу проскользнул ряд не интересных для публики писем или даже "записок" совершенно "ничтожного" значения. Редакция, писал он, поступает правильно, когда "откидывает все то, что имеет совершенно интимный, семейный характер и целые письма того же рода, только мало откидывает, на наш взгляд". Исходя из литературных обстоятельств своего времени и имея в виду то и дело упоминающихся в письмах покойного писателя еще живых людей, их интересы и связывающие их житейские отношения, В. Михайловский внушал, в сущности, ту же мысль, что и П. Полевой,- о несвоевременности издания подобных документальных материалов, оставшихся от недавно умерших писателей, или о необходимости делать самый строгий отбор; ему не нравилась, в частности, по тем же основаниям, допущенная редакторами "Первого собрания" "слишком частая, иногда неудачная и ненужная замена фамилий буквами, которые в большинстве то ничего не скрывают, то сбивают с толку", "а так как имена заменены буквами при отзывах резких и, главным образом, о людях, враждебных Тургеневу, полные же имена оставлены там, где речь идет о лицах, которым он сочувствовал, хотя в суждениях своих, несколько более мягких, тоже не щадил, или, по крайней мере, прямо в лицо". Можно упомянуть здесь еще довольно желчный фельетон о "Первом собрании писем" П. Д. Боборыкина, в отзывах которого о Тургеневе и его друзьях проглядывает уязвленное самолюбие автора и затаенная личная обида {Боборыкин П. Папеньки-маменьки.- Новости и биржевая газета, 1884, No 315, 14(26) ноября.}, статью Ф. Булгакова "Литературная неразборчивость", где высказана досада на комитет Литературного фонда, пожелавшего будто бы показать читателям Тургенева в "правдивом неглиже"; критик настаивал на том, что пользоваться частными письмами писателей необходимо "отнюдь не в угоду каким-либо личным своим видам и кружковым распрям", что обязанностью редакторов подобных изданий является "деликатно обращаться с мыслями и чувствами покойного <...> иначе многие из писем потеряют значение исторических документов и сделаются просто орудием пасквиля в руках любителя скандалезности" {Исторический вестник, 1885, No 1, с. 139.} и т. д.

   Раздавались, впрочем, и примирительные голоса, призывавшие к более спокойным и обдуманным суждениям. Так, Д. В. Аверкиев, приступавший к изданию своего периодического "Дневника писателя", в первом же январском выпуске этого своеобразного журнала за 1885 г. объявил, что он намерен "побеседовать... о письмах Тургенева на иной лад, чем принятый в обычных суждениях о них", и вскоре выполнил свое намерение: четыре статьи, в которых он пытался "уяснить, при помощи писем покойного романиста, его истинное значение в ряду других так называемых писателей сороковых годов", печатались в его "Дневнике" в течение большей части этого года {Аверкиев Д. В. Дневник писателя. СПб., 1885, вып. I, с. 6-7; вып. II, с. 62-67; вып. V, с. 159-164; вып. VI, с. 179- 196; вып. VII-VIII, с. 262-273.}. О самой же полемике, вызванной "Первым собранием писем", он отозвался как о бесплодной и бесцельной. "Письма Тургенева вызвали сенсацию в журналистике, впрочем, столь же поверхностную, преходящую, как сама ежедневная пресса. Всякий выхватил из них, что ему было на руку, и, потренькав на излюбленной струнке, почел свое дело оконченным. Одни с радостью и не без изумления открыли, что и Тургенев умел сказать порой крутое и резкое слово... Другие выписали тургеневские резкости ради подтверждения собственного мнения о том или ином писателе. Многие находили, что издание "Писем" Тургенева вообще преждевременно; отчасти это, конечно, справедливо, но не исключительно в данном случае, а относительно всех подобных изданий. Тургенева даже упрекали в двоедушии, в том, что он иначе отзывался в глаза, чем за глаза. Смеем думать, что Тургенев был виновен в таком недостатке настолько же, насколько повинно в нем и остальное человечество... Издатели "Писем" получили свою долю хулы. Их упрекали в том, что они поместили резкие отзывы об одних и скрыли таковые о других. Издатели могли бы на то ответить, что они обнародовали пока только "первое собрание писем", как значится на обертке. Притом, замочу от себя, есть не малое число либеральных авторитетов, которые только тем и держатся, что простецы думают, будто Тургенев был о них высокого мнения". Остановившись далее на нескольких, "столь взволновавших многих" неодобрительных отзывах Тургенева о других писателях (Некрасове, Достоевском, А. К. Толстом и др.)? встречающихся в только что обнародованных письмах, Д. В. Аверкиев пытался найти им объяснение и прибавлял: "Вообще, нельзя не заметить, что Тургенев был не силен в кулаке; резкость, чем бы она ни вызывалась, была ему не к лицу; отзывы, сделанные им в раздражении, вовсе не метки; они не задевают, а только касаются тех, к кому они относятся" {Там же, вып. II, с. 62-67.}.

   Отметим также, что в самый разгар полемики в русской периодической печати приводились также мнения о "Письмах" Тургенева зарубежных литераторов, подкреплявшие споривших теми или другими аргументами. Так, например, газета "Новости" в специальной заметке поместила отзыв о "Первом собрании писем", принадлежащий маститому польскому писателю Юзефу Крашевскому, полагая, что он появился "весьма кстати" ввиду возникших в России разногласий и толков об эпистолярном наследии Тургенева. Ю. Крашевский прислал этот отзыв в письме, направленном из крепости Магдебург в редакцию варшавского "Tygodnik illustrowany". По мнению Крашевского, письма Тургенева, изданные в Петербурге, "чрезвычайно интересны для тех, кто желает ближе познакомиться с ним как с писателем и человеком". "Я читал,- прибавляет Крашевский,- интересный этюд об этой переписке в "Крае" ("Kraj"), впрочем далеко не исчерпывающий предмет {Статья, озаглавленная "Korespondencja Turgienieva" и опубликованная в Журнале "Kraj", 13(20) stycznia, 1885, принадлежит В. Д. Спасовичу (перепечатана в его сочинениях: Wlodzimierz Spasowicz. Pisma, t. VI. Petersburg, 1892, s. 221-240). Спасович дает здесь характеристику Тургенева как писателя и человека, снабженную многочисленными цитатами из его писем, опубликованных в "Первом собрании".}. Я полагаю, что изданное собрание писем Тургенева не обнимает собою всей переписки, оставшейся после Тургенева, который, может быть, не хотел ее публиковать" {Новости и биржевая газета, 1885, No 96, 9(22) апреля. Q письмах Тургенева к Ю. Крашевскому см.: Mikulski T. Z korespondencji Turgienieva.- Zeszyty Wroclawskie, 1950, Nr. 3-4, s. 85-87.}.

   Шум, поднятый в русской печати по поводу "Первого собрания писем", огорчил, прежде всего, несколько преданных друзей Тургенева. Им казалась ненужной и неуместной возникшая полемика, так как они, в частности, хорошо знали, что опубликованные письма мясе не составляют важнейшей части его эпистолярного наследия. "Что Вам сказать насчет писем? - писала M. Г. Савина к А. Ф. Кони 18 ноября 1884 г.- Я страдала не менее Вас. Ведь мы его предвидели: хотя, впрочем, подобного я не ждала. Сегодня "Театральный мирок" (есть такая газета) упрекает меня за сокрытие "интересной переписки" и говорит, что письма "такого лица есть общее достояние", что имена современников можно заменить инициалами и что я зарываю талант в землю. Воображаете Вы себе, как бы их разобрал Боборыкин? Истинно - бедный Иван Сергеевич!" {Тургенев и Савина, с. 93. М. Г. Савина имеет в виду статью "Арабески" в журнале "Театральный мирок", 1884, No 46. См. также статью П. Боборыкина "Папеньки-маменьки".}.

   Ближайшим следствием этой полемики было то, что дальнейшая публикация писем Тургенева замедлилась и что многие лица, обладавшие неопубликованными письмами его, не вошедшими в "Первое собрание", воздержались от их обнародования и спрятали их еще глубже от посторонних взоров {Письма Тургенева к М. Г. Савиной оставались неопубликованными до 1918 г., к В. Я. Карташевской - до 1919 г.; письма его к гр. Е. Е. Ламберт увидели свет лишь в 1915 г., хотя она умерла в том же 1883 г., что и Тургенев. Незадолго до смерти Е. Е. Ламберт передала эти письма А. Д. Свербееву, который принес их в дар Московскому Румянцевскому музею с тем, чтобы они хранились в запечатанном пакете двадцать лет; впоследствии он увеличил срок еще на пять лет. Лишь в сентябре 1914 г. "музей получил возможность исполнить свою обязанность и удовлетворить давним ожиданиям русского образованного общества" (Письма И. С. Тургенева к графине Е. Е. Ламберт. М., 1915, с. X).}. Но в сущности ближайшие современники Тургенева еще не понимали - да и не могли понять по естественным причинам - значение его писем как документальных литературных источников. Не понимали этого ни В. П. Гаевский, произвольно сокращавший тексты полученных им писем или выбрасывавший их из книги, готовившейся к изданию, целыми пачками, ни даже Анненков, роль которого для истории сохранения и дальнейшей публикации переписки Тургенева должна быть подчеркнута особо.

   С Анненковым Тургенев, как известно, находился в долголетней переписке. Из огромного количества писем, полученных им от Тургенева, Анненков предоставил для "Первого собрания" только два - от 24 декабря 1864 г. (5 января 1865 г.) и от 1(13) мая 1882 г. и сделал это по понятным причинам: первое служило опровержением сведений о дочери Тургенева, сообщенных в "Воспоминаниях" Н. В. Берга; второе, уже и ранее опубликованное в "Русской старине", 1883 г., представляло собою нечто вроде литературного завещания. "Все, что отыщется после меня в моих бумагах, как-то: начатые романы, повести, неконченные и недоделанные, рассказы - а равно и мои личные записки и корреспонденцию, также рукописи напечатанных сочинений, предоставляю Вам самим, любезный Павел Васильевич, в полное распоряжение и употребление, смотря по Вашему усмотрению",- писал Тургенев в этом письме"

   Хотя это письмо не имело юридической силы, но с ним все же вынуждены были считаться. Именно на этом письме основаны были надежды В. П. Гаевского и М. М. Стасюлевича, что им удастся получить для издания хоть несколько писем Тургенева к П. Виардо {M. M. Стасюлевич и его современники, т. III, с. 636.}; предполагалось также, что Анненков будет допущен к разбору обширной корреспонденции Тургенева, сохранившейся в его бумагах в Париже {Еще в начале января 1885 г. Анненков напоминал Стасюлевичу о необходимости запросить П. Виардо, "когда намерена она назначить мне в Париже день передачи писем Тургенева, на что я уполномочен покойным письменно" (M. M. Стасюлевич и его современники, т. III, с. 435).}. П. Виардо предоставила ему это право, о чем Анненков сообщал Стасюлевичу: "Получил письмо от Mme Viardot. Она замечает: "В моем письме ("потерянном", по замечанию Анненкова.- М. А.) я говорила вам, что если бы Тургенев и не просил вас разобрать его корреспонденцию, то я попросила бы вас об этом, как его самого близкого друга, как самого надежного судью его литературной деятельности"" {Там же, с. 419.}.

   Осуществить это удалось только весною 1885 г. В письмах Анненкова к Стасюлевичу находится много весьма любопытных данных о том, как происходил самый процесс разбора корреспонденции Тургенева. Характерно, между прочим, что писем, полученных и сохраненных Тургеневым, оказалось так много, а на просмотр их потребовалось столь продолжительное время, что Анненков не смог справиться с этой работой в кратковременное пребывание свое в Париже и увез с собою большую часть предоставленных ему бумаг в Дрезден, потом в Берлин. Продолжая эту работу, он писал Стасюлевичу: "Я получил там (в Париже) всю корреспонденцию Тургенева, в которой между разным хламом встречаются однако же письма великого значения - между прочим тут множество и Ваших отчетов, Все вместе представляет по объем